– Это другое дело. Он гипнотизировал, чтобы разгипнотизировать. Если мы увидим, что она снова прилипла к ящику, тогда будет повод для беспокойства, но пока ничего подобного нет.
Я согласился. Если кто-то оставлял телевизор включенным – иногда так поступала Марта, уходя, чтобы напугать воров, – Анжела его выключала.
Я совсем не радовался тому, что Энди живет с нами. Он мне нравился, но мысль, что придется видеть его двадцать четыре часа в сутки, делить с ним комнату, не заставляла меня прыгать от восторга.
Вечером он рано лег и читал. Это меня устраивало, но когда я вышел из ванной, он отложил книгу.
– Дождь, – сказал он. – Гроза собирается. Интересно, где Миранда.
Хотя я сам называл Ильзу по имени, мне казалось неправильным, что он называет свою маму Мирандой. В конце концов она ведь его настоящая мать, а не мачеха. Я не мог понять, как он к ней относится. Он рассказывал о ее вздорных идеях – например, выкрасить потолок черной краской, – как бы слегка насмехаясь, как будто она персонаж пьесы. В то же время, когда она его не ругала, он бывал с нею нежен, как я не мог быть ни с кем, особенно с Ильзой; он всегда обнимал свою мать.
– С ней будет все в порядке, – запинаясь, сказал я.
– Забавно. – Он смотрел на потолок. – Когда она раньше уходила, я иногда надеялся, что она не вернется.
Он говорил, как всегда, спокойно. Я не знал, что ответить, и даже не пытался.
– Конечно, на этот раз она ушла, потому что хотела, – немного погодя продолжал он. – Раньше я не беспокоился, потому что она поступала по своим желаниям. Сейчас я этого не чувствую. – Он помолчал. – Может, мне нужно поискать ее, как твой дядя Натанаэля.
– Ты ее не найдешь, а даже если найдешь, что это тебе даст? – ответил я. – Анжела маленькая, мы сумели ее притащить, а рядом оказался доктор Монмут. А что ты сделаешь против толпы триппи?
– Ничего, наверно, – кивнул он. – Но она теперь часть всего этого – это случилось и с ней. Раньше она проделывала всякие штуки… но теперь… она может делать что угодно, только не размахивать флагами и кричать «Да здравствует трипод!».
– Это не значит, что она несчастлива – Анжела не была.
Я не назвал бы ее и счастливой, но об этом я не сказал. Энди посмотрел на меня.
– А что если бы это была Ильза?
Я подумал об этом и понял, что испытываю разнообразные чувства, рассортировать которые не смог бы. Но я мог представить себе, что испытывал бы папа.
– Не знаю, – покачал головой я.
– И я не знаю, – сказал Энди. – Хотел бы я знать, что все это такое. Мы теперь знаем, что это определенно связано с триподами и что люди, создавшие шоу, были в числе первых триппи. Очевидно, те, кто послал треножники, управляют нашим телевидением, они выяснили, где самые мощные производственные центры, и каким-то образом послали туда гипнотические приказы. Но мы до сих пор не знаем, зачем им все это.
– Одна теория утверждает, что они с болотистой планеты, – сказал я. – Единственное разумное назначение треножников – пересекать болотистую местность.
– Так кто же они – гигантские разумные лягушки или тритоны? А может, свиньи: свинья – болотное животное. Никто не знает. И может, и не узнает. И нет даже догадки о том, как работает их мозг. Мы видели, как первый трипод поступил с фермой. Вторая волна, похоже, вообще ничего не делает, только гипнотизирует людей, чтобы они их любили. Может, они просто хотят, чтобы их любили?
– Что касается меня, то они ничего не добились. И папа прав: гипноз долго не держится. Скоро начнут возвращаться.
Я взбил подушку и лег. Энди молчал; я решил, что он по-прежнему думает о Миранде. Я начал думать об Ильзе и о его вопросе: что я чувствовал, если бы это была она. Но мысли, пришедшие мне в голову, мне не понравились, и я прогнал их прочь.
Назавтра была суббота. Папа продавал кому-то очередной дом – триподы или нет, а люди должны где-то жить, сказал он. Марта уехала в магазин и взяла с собой Анжелу. А Энди отправился на велосипеде домой за вещами, которые он забыл накануне.
Я бродил по саду – в конце его росли фруктовые деревья. Яблоки уже убрали, но на одном старом дереве еще оставалось несколько. Сидя на ветке и грызя яблоко, я опять подумал об Ильзе. Папа до завтрака звонил ей и просил приехать. Потом сказал, что швейцарцы не могут поверить в то, что происходит в остальной части мира. Очевидно, в их стране нет триподов и почти нет триппи.
Они с Энди заспорили о национальных характерах. Меня это не интересовало, поэтому я не обращал внимания. Но я заметил, как говорил с ним папа – не впадая в молчание, говорил быстро и много. Я оставил их за разговором. И, уходя, думал, почему это папа со всеми, кроме меня, может говорить так легко.