Она только с жалостью поглядела на меня. Интересно, каково быть Хильдой Гузенс и быть такой уверенной в себе ив окружающем. Директор продолжал мямлить. Это был худой беспокойный человек, бледнолицый и седовласый; в конце учебного года он должен был уйти на пенсию. Я думал также, каково ему приходится – ведь он едва справлялся в нормальных условиях, когда не было ничего похожего на триподов.
Я вдруг осознал, как важно быть самим собой – вспыльчивым и презрительным или обеспокоенным и жалким – но самим собой и продолжать действовать по-своему; в сущности это означало быть человеком. Мир и гармония, которые предлагали дядя Ян и остальные, на самом деле были смертью, потому что не будучи самим собой, потеряв индивидуальность, ты не живешь.
Первым уроком должна была быть химия, но учительница не появилась. Хильда Гузенс и еще несколько занялись заданиями; остальные болтали. Вдруг распахнулась дверь. Но вошла не миссис Грин, а волосатый маленький уэллсец, по имени Уилли, который преподавал физкультуру.
– Уроки кончены! Расходитесь! – закричал он.
– Почему? – спросил Энди.
– Распоряжение полиции, – с важным видом ответил Уилли. – Эксетерские триппи выступили. Они пройдут несколькими милями севернее, но нужно принять меры предосторожности. Расходитесь.
– Я живу в Тодпоуле, – сказал мальчик по имени Марриот.
Тодпоул находится в шести милях к северу от школы. Уилли ответил:
– Ну, туда идти нельзя. Вдоль их пути всех эвакуируют. Вероятно, через час-два все успокоится, а пока свяжись с полицией.
В сарае для велосипедов я подождал, пока Энди кончит возиться со своим. Сарай опустел раньше, чем он распрямился.
– Пошли – мы последние, – сказал я.
– Я вот думаю…
Я нетерпеливо заявил:
– Можно ехать и думать в одно и то же время.
– Я бы хотел взглянуть на это.
Прошло несколько мгновений, прежде чем я догадался, что он говорит о триподе.
– Дорога перекрыта.
– Сможем обойти.
«Сможем», а не «могли бы». И «мы», значит отступления нет, иначе он решит, что я струсил.
– Вряд ли он отличается от того, что мы видели, – сказал я.
– Наверно, нет. – Он вывел велосипед из сарая. – Все равно хочу взглянуть.
День был ясный, но в ветре, поднявшем тучу листьев, чувствовалась зима. Людей было мало, и все шли в противоположном направлении.
Дорогу перекрыли в полумиле от городка. Поперек дороги стояла полицейская машина, рядом с ней курил сигарету полицейский, другой сидел за рулем. Нам нужно было миновать их. Слева простирались открытые поля, но справа – поросший лесом холм.
– А как же велосипеды? – сказал я.
– Не волнуйся. Спрячем в кювете.
Велосипед мне подарили месяц назад на день рождения, гоночный велосипед, о котором я давно мечтал. Я осторожно положил его в траву. Мы пролезли в дыру в изгороди и направились к деревьям. Укрывшись, мы держались поближе к дороге. Прошли в ста метрах от полицейской машины; курящий полисмен посмотрел в нашу сторону, но, по-видимому, нас не заметил.
Если нас не увидел полицейский, очевидно, не увидит и трипод. Я почувствовал себя уверенней. Даже ощутил какую-то беззаботность. Пели птицы – дрозды, слышалось характерное щелканье фазанов. Обычные звуки природы. Какая сумасбродная затея – погоня за триподом. Если даже он двинулся, то может снова остановиться, как тот, на болотах, или сменить курс. Деревья кончились, и мы укрылись под изгородью, окружавшей поле, на котором паслись коровы фризской породы. Слева от нас местность понижалась, открывая вид на окрестности. На многие мили виднелись поля, рощи, фермы. На удалении солнце отражалось в реке.
Но солнце отражалось еще от чего-то – более холодным отражением. И это отражение приближалось к нам. Его топот перекрывал пение птиц и мычание коров.
– К изгороди.., – сказал Энди.
Мы перебежали метров тридцать по открытому лугу и легли. Видел ли он нас? Мы находились еще далеко, но мы не знаем, насколько далеко он видит. Я надеялся, что теперь мы спрятались. Энди прополз вперед, откуда ему лучше было видно, после недолгого колебания я присоединился к нему, оцарапав руку о куманику.
Он прошептал:
– Я забыл, какой он смешной – как механический клоун.
Три ноги, каждая в свою очередь, двигались неуклюжей и семенящей походкой. Выглядело это смехотворно.
И хотя каждый шаг покрывал не менее десяти метров, продвижение казалось медленным и трудным. Гулкий ритм становился громче, я расслышал жужжание вертолета, очевидно, следившего за триподом. Я подумал о грациозности и быстроте истребителя «Харриер» и не мог понять, почему этому отвратительному чудовищу позволяют бродить свободно, почему в тот момент, как оно отделилось от триппи, не был отдан приказ об атаке. Но когда треножник подошел ближе, я увидел крошечные точки, цеплявшиеся за его гигантские ноги. Он принес с собой своих последователей. И я уже слышал их пение и крики, слов разобрать было нельзя, но голоса звучали дико и радостно.
– За что они держатся? – спросил Энди.
– Не знаю. – Нога с громом опустилась, другая взметнулась в небо, и я почувствовал головокружение. – Немного не дошел до нас.
– Около ста метров, – кивнул Энди. – Но не поднимай голову.