Когда пробьет восемь склянок

Значит, он крепко спал! Я почувствовал, как во мне поднимается слепая ярость. Это уж слишком! Я и так сегодня нахлебался досыта! А ему, видите ли, захотелось поспать! Я закричал что было сил и забарабанил рукояткой «люгера» по железной обшивке судна. Но он так и не вышел.

Наконец с четвертой попытки мне удалось подняться на борт. Держа веревку от резиновой лодки в руке, я несколько секунд полежал на животе, а потом с трудом встал. Закрепив линь, я отправился на поиски Ханслета. Мне хотелось ему кое-что сказать! Но сделать этого мне не пришлось. Его не было на борту. Я обыскал «Файркрест» от кормы до носа, но не нашел ни единого следа. Ни остатков еды в салоне, ни грязной посуды на камбузе. Никаких признаков сопротивления или борьбы. Все было чисто, в самом образцовом порядке. Все было именно так, как должно было быть. Не было только Ханслета.

Минуту или две я сидел в салоне, согнувшись в три погибели, и пытался ответить на вопрос, куда мог исчезнуть Ханслет. Но в те минуты я ничего не соображал. Тогда я снова вышел на палубу, чтобы поднять надувную лодку и подвесной мотор. На этот раз я не стал совершать никаких маневров. Не говоря о том, что в подобном состоянии это было невозможно, время игры в прятки прошло. Я выпустил воздух из лодки и спрятал ее вместе с подвесным моторчиком в шкаф. Вы спросите, что будет, если кто-нибудь вновь вздумает обыскать яхту? Что ж, пусть попробует. Первое, что я сделаю, это всажу в пришельца пулю. И мне все равно, даже если этот кто-то представится полицейским. Сперва пулю в руку, в ногу — неважно, а уж потом стану слушать его объяснения. А если речь пойдет о ком-нибудь из моих «друзей» с «Нантсвилла» или из песчаной бухты, то этот гад получит пулю сразу в лоб.

Я прошел обратно на корму, чувствуя себя совсем больным. Вертолет лежал на дне вместе с пилотом, грудь которого была прошита автоматной очередью. Когда я подумал об этом, мне стало плохо.

Я разделся, обтерся сухим полотенцем, но даже эти немногие движения лишили меня последних сил. Дикая скачка через ночной лес с падениями, поиски лодки; усилия, которые я затратил, чтобы накачать ее воздухом и протащить по валунам к воде, — все это истощило меня. Резервов не осталось. Но в первую очередь я чувствовал себя больным душевно. Язва точила сердце и мозг. Я прошел в каюту и с трудом натянул свежую одежду, не забыв о шейном платке. Кровоподтек, искусно поставленный руками Квина, расцвел всеми цветами радуги, расплылся и еще больше вздулся, так что платок мне пришлось подвязать почти до ушей. Посмотрелся в зеркало: сейчас я очень походил на своего собственного дедушку, лежащего на смертном одре. Лицо хорошего воскового цвета, какой обычно бывает у умирающих, и на нем красные царапины от сосновых веток и иголок. Все это походило на сыпь, а чувствовал я себя так, словно заболел бубонной чумой.

Я проверил, в порядке ли «люгер» и «лилипут», — я положил их в водонепроницаемый футляр после того, как покинул Дюб-Скейр. Все было о'кей. После этого я налил себе большую порцию виски. Оно приятно согрело желудок. Усталые красные тельца встали на ноги. И мне подумалось, что если я добавлю чуток лекарства, то они и вовсе оживут. Я взялся за бутылку и вдруг услышал приближающийся шум мотора. Я поставил бутылку на полку, выключил свет, хотя знал, что его не было видно сквозь плотные занавески, и занял позицию за дверью.

Я был почти уверен, что все эти предосторожности излишни. По всей вероятности, Ханслет возвращался с берега. Но почему же в таком случае он не взял лодку, которая болталась сзади? Может быть, кто-то убедил Ханслета съездить на берег вместе, а теперь отвозил его обратно на «Файркрест»?

Судовой мотор заработал медленнее. Его переключили на холостой ход, потом на режим «назад» и снова на свободный ход. Легкий стук о борт «Файркреста». Тихий гул голосов. Шум от ступившего на борт человека. Снова заработал мотор и стал затихать вдали.

Я услышал над собой шаги, когда прибывший прошел к рулевой рубке. Ступал он уверенно и твердо — так шагает человек, знающий, что ему надо. Это заставило меня задуматься: поступь была не Ханслета. Я прижался к стенке и вытащил «люгер». Сняв пистолет с предохранителя, я приготовился к встрече посетителя, как того требовали обычаи гостеприимных людей плоскогорья. Открылась и снова закрылась дверь рубки. Я увидел, свет карманного фонарика, когда ночной гость начал спускаться по лестнице в салон. На мгновение он остановился, пучок света скользнул по стене, нашаривая выключатель. Я вскочил и мгновенно произвел три действия: схватил человека рукой за шею, бесцеремонно упер колено ему в спину и воткнул дуло «люгера» в его правое ухо. Это было жестоко, но ведь это мог оказаться мой старый друг Квин. Исторгнутый дикий вопль свидетельствовал о том, что я имею дело не с Квином.

— Друг мой, в ухе у вас не детская игрушка, а дуло пистолета! От потустороннего мира вас отделяет всего один крошечный шаг. Не советую его делать. И не заставляйте меня нервничать.