Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы

Мне много пришлось поездить в жизни, я повидал немало красивых мест и в Индии, и за границей, но никогда больше не пришлось провести такой нежный, чистый, сладостный вечер. Даже сейчас, спустя столько лет, когда я приезжаю в незнакомое мне место и один ложусь спать в непривычном гостиничном номере, я будто ощущаю маленькую крепкую ручку Тарон на своей шее… Сон вдруг исчезает, я вздрагиваю, сажусь в постели и начинаю разглядывать пустую комнату с удивлением и грустью. И снова гуляет ветер, постукивая в закрытые окна, а я даже не знаю, где теперь та девушка, не знаю, кого она выбрала себе в спутники. Быть может, она баюкает теперь другого мальчика — в колыбельке…

Когда мы проснулись, отца уже не было, окна были распахнуты настежь, а занавески легонько колыхались. Наша кровать была залита нежаркими лучами утреннего солнца; завтракать нам подали прямо в постель. Тарон так набросилась на еду, будто до этого в жизни не ела. После завтрака слуга по очереди умыл нас теплой водой и вместо дорожной одежды надел на нас домашнюю. Я разыскал среди своих вещей резиновый мячик, и мы с Тарон побежали на берег. Отец ушел туда рано утром, чтобы не пропустить хороший клев.

Мяч скользил по траве, а мы с Тарон с криками носились по лужайке. Трава была густая, упругая, и мы бегали по ней, словно по пружинному дивану. Потом мы нашли целые заросли мелких голубых цветов. Я повалил Тарон, плюхнулся сам и начал кататься по траве. Зелень замелькала перед нашими глазами, закружилась верхушка тутового дерева, то вырастая перед нами, то исчезая совсем. Закружилось и небо, сливаясь с быстрой речной водой, речка смешалась с голубыми цветами, а надо всем висело золотое солнце.

Наш мячик закатился в гущу белых нарциссов, и мы побежали доставать его и увидели в цветах черного пса, неизвестно откуда взявшегося. Пес схватил наш мячик в пасть и бросился удирать с такой быстротой, что через мгновение мы увидели его по другую сторону поля нарциссов.

Стебли, которые помял на бегу пес, еще продолжали покачивать дремотными шапками нарциссов, и нарциссы смотрели на нас с такой грустью, будто и они жалели о пропавшем мячике.

Я посмотрел на Тарон. Тарон — на меня. Мы взялись за руки и медленно пошли через нарциссы в ту сторону, куда удрала собака. Нам стало страшно — пес был черный-черный и такой огромный.

Сразу за нарциссами начиналась вода, а у воды сидел на берегу человек. Он держал в руках наш мячик и внимательно разглядывал его. Мяч был красивый, трехцветный: красно-желто-зеленый. Рядом с человеком сидел черный пес. Увидев нас, он весело залаял.

Человек поднялся и приказал собаке:

— Спокойно, Черныш!

Собака умолкла и завиляла хвостом.

Очень странным показался нам этот человек: голый до пояса, в узких черных штанах, доходивших ему до колен. На шее висел священный шнур необычайно белого цвета. Глаза у человека были ярко-синими, а лицо обросло рыжей бородой. Он подбросил мяч на руке, улыбнулся — наш страх как рукой сняло.

— Это мой мяч! — заявил я. — Отдай!

Человек разжал пальцы, мяч стукнулся о землю, подпрыгнул раз-другой, на третий раз пес опять схватил его зубами. При виде скачущего мяча человек так развеселился, будто в жизни не видел резиновых мячей.

— Отдай мой мяч! — настойчиво потребовал я.

Он испугался и бросил мне мяч. Я поймал его.

Он изумленно проследил за полетом мяча и спросил:

— Из чего эта штука сделана?

— Из резины.

— А что такое резина?

— То самое, из чего у тебя мозги! — нагрубил я.

— Ты сын господина доктора? — мягко спросил человек.

Я утвердительно кивнул.

— Где мой отец?

— Рыбу ловит, — ответил он. — Во-он там, видишь, за крайним тунговым деревом.

— Не вижу, — пробормотал я, изо всех сил вглядываясь в сторону тунгового дерева.

— Из-за дерева не видно. Пошли, я отведу тебя.

Он наклонился за вязанкой дров, лежавшей на берегу, поднял дрова на голову и зашагал вперед. Мы с Тарон побежали впереди него. Отец сидел, прислонясь спиной к стволу, забросив свою удочку и глядя на реку из-под полуприкрытых век. Сразу не понять было, смотрит он или спит. Нам показалось, что спит, потому что он вздрогнул, когда мы подбежали, и проворчал:

— Ага, явились. Теперь рыбалке не бывать.

— Почему не бывать?

— Всю рыбу распугали своим шумом.

Я начал смотреть в воду, отыскивая рыбу, и действительна увидел рыбок на мелководье.

Тунговые листья бросали на воду колеблющиеся тени. Рыбки то появлялись в этом скользящем шелке, то исчезали в глубокой тени. Они то проскальзывали стайками по две и по три, то сбивались в кучки вокруг камней. Около большого синеватого камня закружились две рыбешки. Они неожиданно юркнули под камень и скрылись.

— Куда девались рыбки? — вырвалось у меня.

— У них под этими камнями домик. Камень — это крыша, а чистый песок на дне как ковер на полу. Рыбки целыми днями добывают себе пропитание в воде.

Тарон умоляюще сложила ладони:

— Ой, как мне хочется жить как рыбки! Поплыть, поплыть по реке, как они, и уплыть куда-нибудь совсем далеко!