Когда прольется кровь

Красная пена крови и воздуха вырвалась у одного из перебитого горла. Второй Шершень долго отражал удары, с немым отчаянием, шаг за шагом оттесняемый Дороном. Он пренебрегал смертью, а может, забыл о возможности бегства или все еще рассчитывал на победу. Этого Дорон не знал, ибо ни один живой человек не в состоянии проникнуть в мысли и чувства этих удивительных созданий - гвардейцев. Лист продолжал отбивать отчаянные удары воина Гнезда, а когда увидел пробел в его защите - ткнул. Шершень покачнулся, открылся совсем, тогда Дорон ударил его и повалил. Острием карогги пригвоздил к земле, словно червя.

Он не мог долго упиваться победой. Сокольник умирал, а ведь он мог рассказать много интересного. Лист отер рукавом кровь с лица юноши. На черепе виднелась вмятина. Сокольник широко отворил глаза - кровавые, изумленные, с огромными зрачками; слезы боли и страха текли по его лицу. Щеки тряслись, зубы отбивали дробь, кусая язык до крови.

- Что происходит в Кругу? Что с Гвардией?

- Готовятся... готовятся... - Юноша шептал, тень улыбки мелькнула на его лице, словно то, что он может говорить, облегчало его страдания. - Я сбежал... хотел к нашим...

- Много войска?

- Вся Гвардия... и немного новых, пять дюжин с востока... Что там?

- В Даборе?

Юноша кивнул.

- Белый Коготь собрал людей. Много хороших бойцов. Будет война, какой не помнит Горчем, большая война.

- А ты... Кто ты... Почему.

- Я думал, ты мне поможешь. - Дорон говорил быстро, чтобы пересказать умирающему как можно больше. - Меня зовут Дорон.

- Дорон, - шепнул сокольник, его губы дрогнули, снова повторяя это имя. - Лист... Лист...

- Лист, - кивнул Дорон.

Юноша шевельнул рукой, схватил бойца за руку. Крепко сжал.

- Лист...

- Слушай, почему гвардейцы до сих пор ждут? Почему не двинулись к Даборе? Когда начали собираться? После того, как прилетели бановы голуби?

Сокольник вздрогнул.

- Голуби... Они... два дня...

- Два дня?!

- Никаких голубей... Не было никаких голубей...

- Что ты говоришь?! Может, не видел? Когда...

- Я - сокольник. - Шепот на мгновение поднялся на тон выше. - Никаких голубей не было...

Губы сокольника замерли.

Рядом в двух шагах умирающая птица пронзительно закричала, изливая миру свою смертную боль и смертное одиночество.

19. ГОРАДА

Никаких помех Магвер по дороге не встретил. Через шесть дней добрался до Модовли, одной из холопских деревушек Даборы. Все послеполуденное время просидел, скрывшись в лесу и наблюдая за селением. Мужчин осталось маловато, только мальчики да старики. Все полевые работы выполняли женщины. Это означало, что Белый Коготь круто взялся за организацию своего войска. Под вечер Магвер двинулся дальше. Надо было обойти Дабору стороной, переплыть Зеленую Реку и еще день топать до укрытия Дорона. В принципе, он мог бы сразу направиться к городу, и уставшее тело требовало передышки, одной приличной ночевки, хорошо приготовленной пищи.

В лесу трудно встретить одинокого человека. Однако теперь, когда Магвер подошел к более плотно заселенным местам, можно было ожидать всего. Он пошел медленнее, стал более внимательным. А поскольку в лесу постоянно что-то происходит, ему часто приходилось нырять в заросли - по большей части для того, чтобы увидеть пробегающую лань или зайца. Однако он знал, что пока не потеряет осторожности, у него остаются шансы выжить, и такие ошибки вскоре перестали его раздражать.

Река, в эту пору года уже успокоившаяся, медленно текла на восток. Широкая, шагов, может, сто, по обеим берегам заросшая камышом и аиром, она лениво катила свои воды. Магвер отыскал место поуже. Спрятался в зарослях и некоторое время наблюдал за противоположным берегом. Не заметив ничего опасного, разделся, свернул одежду в узел и, подвязав к голове, вошел в воду.

Он, как немногие в деревне, умел плавать. Люди сторонились воды. По реке сплавляли лес, возили товары, ловили рыбу, на ней строили мосты. Но все, даже сплавщики и лодочники, чувствовали перед водой страх. Не приносили воде жертв, никогда не пытались ее ублажить.

Дальнейшая дорога к лесному укрытию уже не доставила Магверу особых хлопот. Добравшись до места, он внимательно осмотрел все оставленные ими ловушки. Веточки, прикрывающие вход, лежали так, как их положили. Две тонкие нити, растянутые на высоте колен и щиколоток, были натянуты. На песке, которым они посыпали яму, он не обнаружил ничьих следов.

Он скинул рубашку и брюки, голышом пошел к ближайшей речушке. Зачерпнул две горсти мелкого песка и протерся крепко и тщательно, так, что начала болеть кожа. При этом сорвал несколько струпьев - тоненькие струйки крови стекли по плечам, груди и бедрам.

Солнце поднималось, розовый отсвет ложился на деревья и землю, разлился на жемчужной воде речушки, освещал нагого юношу. Темный пушок покрывал его грудь, серая полоска первой растительности появилась на щеках и подбородке. Копна светлых волос опускалась на лоб. Он глянул на небо. Скитания с Дороном научили его многому, он многое увидел и понял. И чувствовал, что лес уже не такой, каким был когда-то. Деревья словно узнавали в нем друга Дорона.