Энцо выдали тонкий матрац, раздувшийся, как свежее тесто, стоило кинуть его в углу. Но сидеть с легионерами не хотелось. Поэтому Энцо вышел из жилого отсека и отправился гулять. Заодно хотелось чего-то пожрать, надо было только взломать замок в столовке, он так уже делал пару раз…
Мысль о «Псах» не отпускала. Пронюхали об операции, значит, есть кто-то из своих на базе, верно? Энцо огляделся. Вот подкрадется кто со спины, и не заметишь. И не найдешь же – сколько нового народа прибыло, ни одной знакомой рожи, кроме… Заметив жесткое лицо Луция Цецилия, Энцо отвернулся и нырнул в комнату связи. Вот с кем встречаться хотелось как можно меньше – с господином центурионом, чтоб его черви съели.
В комнате связи было прохладно. Работали панели с внешним наблюдением. В остальном бункере их отключили – нечего народ пугать, и без того страшно до усеру. А тут можно было глянуть на застывшее изображение улиц. Белый дневной свет лежал полосами на бетоне автострад и проспектов, тонул во тьме выбитых окон и витрин, проваливался в разломы с застрявшими в них машинами и обгоревшими шаттлами. Пусто, мертво. Но если присмотреться, нет-нет, да промелькивали тени. На грани света, как темное, более плотное пятно. Зомбаки, как их назвал Энцо. Они были типа живых мертвецов из детских страшилок. Только в детских страшилках монстры шатались по тоннелям и лакомились маленькими детьми, а эти разгуливали среди дня и жрали всех подряд.
Энцо склонился к панели, почти прилип к ней носом. На углу лежало чье-то тело. Батарейка, вдруг подумал Энцо. Три «гасты», пять распылителей или один «нокс». Ноги раскинуты на свету, верхняя часть туловища в тени. Представились тихий мушиный звон, сладковатый запах, который ни с чем не спутаешь. Волосы, облепившие холодное лицо.
Раз – и тело утянули в тень за углом, только ботинки прочертили след в пыли.
И снова пустота.
– … докладывайте о любых перемещениях их кораблей сразу же, не откладывая. Лично мне.
Услышав знакомый голос, Энцо закатил глаза. Покосился через плечо – и правда Цецилий. Со впалыми глазами, под которыми темнели синяки, взглядом бешеной собаки и выражением вселенской усталости на лице. Неважнецкий видок. Может, у него тоже инопланетное воспаление?.. Заразился от второго центуриона.
Энцо только собрался проскользнуть к выходу, как что-то загудело, и голопанели засветились. На каждой возникло изображение: девушка с остреньким лицом. Белые волосы, прозрачная кожа. Очень знакомые бледные губы.
–
Она изменила внешность, но окуляр и улыбка выдавали ее с потрохами.
–
Первым заорал Два-Ноль-Шесть. Его хриплый крик вспорол тишину.
– Малая! Это Малая!
Луций даже слова сказать не мог. Просто смотрел на панели, которые словно взбесились и все показывали одно и то же лицо. Бледное, поправленное пластической операцией. Мертвое.
Это не могла быть она. Нет-нет. Он сам, лично видел взрыв, после такого не выживают. Она умерла.
Сдохла.
Как она выжила, о Юпитер?!
–
Собравшиеся в комнате внимательно слушали. Они не понимали,
–
На лбу выступила испарина. Луций растолкал собравшихся, приблизился к панели. Всмотрелся в узкое лицо, выискивая отличия от той проклятой малолетки. Родинку. Имплантат другой модели. Какое угодно свидетельство, что перед ними поделка. Клон. Обман.
Но перед ним была она. Сорок Пятая. Беа ар-Моуф. На стене за ней белели цифры 3–4. Третий бункер Четвертой курии.
Луций был готов поклясться, что люди в Третьем бункере уже мертвы.
–
Инферио? Она говорила про черных монстров?
–
Луций рассмеялся бы над такой банальщиной… Вот только было не до смеха.
–
Как она это сделала? Запись велась другим человеком, похоже, с нейрочипа.
– Она использовала его, как камеру, – тихо сказал Луций. Его слова прозвучали неожиданно громко в возникшей тишине. Клавдий Нерон – надо же, и он был здесь – недоуменно обернулся.
– Или это не она, – Луция понесло. – Это просто не может быть она. Пришельцы подделали ее внешность, или создали двойника.
– Зачем им это делать? – спросил Клавдий Нерон.