С Сергеем он почти не разговаривал, но и не игнорировал специально. Единственной темой, обсуждаемой в этом месте, было мое здоровье. А если им и хотелось поговорить о чем-то еще, то никто не подал виду.
Пока мой бывший муж сидел у моей постели и рассказывал о дочке, расспрашивал о моем лечении, Сергей отошел в сторону, чтобы не мешать. Думаю, от Влада все же не укрылось, с каким уверенным видом стоял у окна Сергей, какие собственнические взгляды бросал на меня. Мне показалось, что Влад даже немного улыбнулся той поспешности, с которой Вронский бросился за водой в коридор, где стоял кулер, когда я заикнулась, что губы пересохли, и мне трудно ворочать языком.
Но он удержался от комментариев, только пожал на прощанье мою ослабевшую руку. Не знаю, можно ли это принять за ободрение. Но мне бы хотелось в это верить. С Вронским он перекинулся парой слов и ушел.
Я немного не так представляла себе их встречу, думала, что они будут держаться враждебно по отношению друг к другу. Но прошлое, казалось, отпустило всех нас.
В понедельник ко мне после работы заехали коллеги. Регина круглыми глазами смотрела на капельницы и провода, торчащие из аппарата, контролирующего мое сердцебиение, а Илона, как истинный волонтер, стала суетиться, желая что-нибудь для меня сделать. Всех шокировал несчастный случай, произошедший со мной. Почему-то никогда не ждешь плохого, если человек молод и здоров.
Палата заполнилась огромными букетами цветов. Такие мне никогда не дарили по хорошем поводу. И прикроватная тумбочка ломилась от фруктов, пакетов сока, даже конфет, переданных в виде контрабанды.
Через три дня я закапризничала и сказала, что хочу домой, потому что капельницы мне больше не назначали, состояние признали удовлетворительным, а доктор каждый раз отмечал, что дела мои идут на поправку.
Сергей сдался. Сказал, что отвезет меня домой только при условии, что останется там со мной, пока я окончательно не буду признана здоровой.
Свежий воздух после запаха больничных палат и мерзкого аромата лекарств приятно наполняет легкие, дает силу, от которой тут же пьянеешь и ощущаешь тяжесть. Я с трудом дохожу до машины, слегка задыхаясь. Все еще слабая, закутанная в свою толстовку, еду, откинув голову на спинку сиденья. Вронский очень спокоен, лицо почти бесстрастное, но каждый раз, когда его рука отпускает коробку передач, она ложится на мое колено.
Я знаю, что он собрал свои вещи и выехал из гостиницы, в которой остановился, перед тем, как в последний раз ехал ко мне в больницу. Его чемодан лежит в багажнике вместе с моей сумкой. И чувство дежавю бередит мне душу. Хотя в прошлый раз он не переезжал ко мне, тем не менее, мы были вместе, спали и ели вместе, делили дни поровну.
Мой дом выглядит так же, но у меня почему-то неприятно колет в груди, когда мы останавливаемся перед калиткой.
Не могу сказать, что боюсь здесь находиться, ведь я не испытываю страха, но теперь это место лишилось ауры безопасности, я больше не ощущаю его своей крепостью.
Не переживай, колонку заменили, я попросил проверить также и котел, плиту на кухне, все краники и вентили.
Спасибо.
Если хочешь, давай поедем в гостиницу.
Нет. Ты будешь со мной, это меня уже успокаивает.
Он целует меня в макушку, открывает ключом двери и заносит наши вещи в дом.
Я неуверенно останавливаюсь на пороге. Замечаю на крыльце растоптанные белые тюльпаны, уже засохшие и практически утратившие цвет, и вопросительно смотрю на Сергея.
Это я привез тебе в то утро.
Зачем ты уехал?
Переодеться. Я же говорил.
Но это скорее был риторический вопрос.
В доме грязно. Я вижу, что по полу ходили в ботинках, оставивших следы на линолеуме и плитке в подсобке. На мебели образовался тонкий слой пыли. Скомканное одеяло, в которое, очевидно, меня завернул Сергей, лежит в углу на кухне.
Здесь нужно прибраться, — озвучивает мои мысли Сергей.
Да. Сейчас достану пылесос.
Иди приляг. Скажи мне только, где у тебя ведро и тряпка, я все сделаю сам.
Я с удивлением на него смотрю. Никогда бы не подумала, что Вронский сам моет пол.
А ты что думала, я не знаю, как держать дом в чистоте?
Даже не представляла, что знаешь, как это делается. К тебе же всегда уборщица приходила, — я удивлена и мой голос выдает, насколько.
Он смеется.
Ну так где у тебя ведро и тряпка?
Там, где и газовая колонка. В углу.
Присядь, — он бросает на меня озабоченный взгляд, когда засучивает рукава своей дорогой рубашки.
Ты бы лучше переоделся во что-то более подходящее.
Наверное, ты права.
Он ищет вещи в своей сумке, а я наливаю стакан воды и присаживаюсь на табуретку. Слабость дает о себе знать шумом в ушах.
Сергей появляется в черной футболке и довольно потертых голубых джинсах. Достает ведро, набирает в него воду и со знанием дела начинает мыть кухню.
Не томи, я сейчас умру от любопытства. Когда ты научился прибираться?
Ну, мы с отцом жили вдвоем. Какое-то время у нас был женщина, которая и готовила, и убирала. Но потом она ушла. Мне было лет десять. Отец посчитал, что взрослые парни в няньках больше не нуждаются, и не стал искать замену.
И как же вы жили?