Когда птицы молчат (СИ)

Нелюбовь Жени к продленке была общеизвестным фактом. После того, как она однажды была вынуждена остаться в школе после занятий, ее забрали заплаканную. Она тихо и жалобно просила больше ее не оставлять, а когда Ира попыталась выяснить причину, сказала, что ей просто не понравилось.

Я старался успеть вовремя. Но застрял в пробке из-за аварии. Когда подъехал к школе, детей уже практически не было, начался новый урок. Женя стояла в холле, отвернувшись к окну. Рюкзак рядом у ее ног, пакет со сменной обувью почему-то валяется выпотрошенным, ботинки разбросаны.

Неприятное предчувствие ударяет в грудь. Шагаю к ней и вдруг замечаю, что ее плечики подрагивают.

Не знаю, как назвать тот порыв эмоций, который внезапно пронзает меня насквозь, заставляет сердце сначала замереть, а потом стремительно пуститься вскачь. Я подхожу и опускаюсь на корточки. Женя никак не реагирует мое появление, поэтому я сам, взяв ее за плечи, разворачиваю к себе.

Маленькое личико искривлено в мучительной гримасе, по щекам бегут молчаливые слезы.

Что случилось, Женя? Это из-за того, что я опоздал? Прости меня, малышка, но я застрял в пробке. Там была авария.

Но она отрицательно мотает головой и начинает всхлипывать, демонстрируя дырку вместо переднего зуба, выпавшего два дня назад.

Тебя наказала учительница?

Опять отрицательные движения головой.

Поссорилась с кем-то из своих друзей?

Женя начинает рыдать в голос. Кажется, я попал в точку. И что же мне делать? Как ее утешить?

Пытаюсь обнять ее, но она будто неживая. Снова отстраняюсь и смотрю ей в глаза. Стараюсь говорить как можно спокойнее и мягче.

Расскажи мне, что случилось. Если тебя обидели мальчишки, то я разберусь с ними. Если они посмели тебя ударить или дернуть за косичку, они у меня получат!

Это были не мальчишки, — сквозь рыдания невнятно произносит Женя.

Девочки?

Она кивает головой. Ну и что же мне теперь делать? Я никогда не был силен в тонкостях женских разборок. Возможно, если ей причинили боль, ударили или толкнули, стоит поговорить с учительницей, а потом и с родителями обидчиц.

Тебя ударили?

Нет.

А что же тогда?

Женя еще неистовей, если такое вообще возможно, заливается слезами. Я непроизвольно сжимаю ее плечи в неловкой попытке утешить.

Они назвали меня уродиной, — воет Женя. — Сказали, что я некрасивая, как беззубая старуха, что лицо у меня мерзкое и туфли уродливые.

Озадаченно смотрю на ее туфли. Обувь как обувь. Бантики симпатичные, в горошек, миленькие.

По поводу зубов — ну выпал один, и еще много выпадет, потом вырастут. Это случается абсолютно со всеми.

Мне хочется рассмеяться от облегчения. Я-то думал, что ей причинили физическую боль, а тут…

Но Женя рыдает, уронив личико в свои крохотные ладошки, словно хочет спрятаться от жестокого мира.

На какой-то момент я в полной растерянности размышляю над тем, чтобы позвонить Ире. Но потом понимаю: вот он момент, когда беззащитная девочка нуждается в поддержке и утешении, в моей поддержке, раз уж именно я рядом.

Силюсь поставить себя на ее место. Каково это — быть несправедливо обиженным ребенком, терпеть насмешки и перешептывания за спиной?

Давно забытые чувства, когда дети спрашивали, куда делась моя мама, дразнили, что она бросила меня, начинают затоплять меня, лишая дыхания. В детстве все обиды воспринимаются остро, а те вопросы, которые волнуют и тебя самого, в устах других кажутся настоящей пыткой. И я сейчас переживаю вместе с маленькой девочкой свою почти забытую боль.

Притягиваю Женю к себе, обнимаю нежно, чтобы не вызвать неудобства. Начинаю гладить ее вздрагивающую узкую спинку.

Не плачь, малышка. Эти девчонки тебе просто завидуют. У них у самих небось, все зубы молочные. Да они же мелюзга!

Но я действительно некрасивая.

Ну с чего ты взяла? У тебя и туфли красивые, и бантики, и улыбка скоро опять станет прежней, даже лучше, когда новый зуб вырастет.

Они меня не любят. И сказали, что никто не любит.

Что за глупости. Мама тебя любит, папа, дедушка и бабушка.

Это мои родные. Они не могут не любить.

Ах, если б ты только знала!

Правильно. Но тебя любят и дети в твоем классе. Разве все тебе говорят гадости?

Нет.

Только несколько девочек?

Две.

Ну вот видишь. Они не стоят ни одной твоей слезинки.

Но мне и никто не говорит, что я нравлюсь, — что ж, логика присутствует.

Ты мне нравишься. Очень сильно. Ты такая добрая, любишь маму и даже разрешила ей быть со мной!

Потому что она тебя любит.

Ты мне нравишься не только поэтому.

А почему еще?

Ты очень умная. У тебя красивый смех и красивые глаза. Ты вообще очень красивая девочка, как и твоя мама. И мне весело смотреть с тобой телевизор.

Женя почти успокоилась, щеки еще мокрые, но глаза смотрят живо и слегка удивленно.

А что тебе еще нравится со мной делать?

Гулять на улице, ходить по магазинам.

Даже если я говорю вещи, которые тебе неприятно слышать?

Даже тогда.

Почему?

Сейчас она так похожа на Иру. Я чувствую, что держу в руках ее уменьшенную копию. Она такая же чувствительная, открытая, эмоциональная, смотрит так же доверчиво. И у меня от этого взгляда все внутри переворачивается.

Потому что я тебя люблю.