Когда разливается Акселян

— Вставай, уродина! — Фатима толкнула мужика ногой. — Чего развалился, лежебока? Хочешь, чтобы другие за тебя работали?

— Так не хочется подниматься, — лениво ответил Фахри. — Завидую бабам, которые не вышли сегодня на работу. И счетовод нынче не прислал свою женку.

— Его дело! Кто не работает, тот не ест, а мы стараемся не для чужого дяди, а для себя.

— Для себя ли, Фатима? Боюсь, что нет… — даже с охотой откликнулся Фахри. — Не слышала, как бригадир Якуб говорил о красном обозе? Скоро амбары все пустыми будут. Что нам останется?..

Последние слова его задели баб. Они тут же загалдели.

Фахри довольно подмигнул жене конюха Хариса Магузе, неторопливо поднялся и исчез. Дальше уже всех заводила Магуза. На это она большая мастерица.

Скоро в поле поднялся невообразимый шум.

— Не будем работать!..

— Нам больше других надо, что ли?..

— Да пропади все пропадом!..

Женщины поднялись, собираясь идти домой.

Фатима остановила Магузу.

— Погоди, Магуза, ты что разбушевалась?

— Какое твое дело? Уйди с дороги! — вытаращив глаза, жена конюха начала ругаться. — Тебе одной все не хватает. Может, и Хариса моего возьмешь?

— Ну-ка повтори, что ты сказала! — рассвирепела Фатима.

— Не хочу быть такой собакой, как ты! Тьфу, бессовестная! — Магуза плюнула в лицо женщины.

— Ах ты, сволочь! Языком вытрешь свой плевок! — воскликнула Фатима и, вцепившись Магузе в шею, стала ее душить.

Настолько страшна она была в своей ярости, что остальные женщины боялись к ней подойти. А пальцы ее все сильнее сжимали тонкую шею женщины. Еле оторвав их, Магуза отчаянно завопила:

— Разбой! Убивают!..

Бабы заголосили. Дело кончилось бы печально, не подойди к разбушевавшимся женщинам бригадир Якуб.

— Идем в канцелярию, идем! — кричала Магуза. — Сгною тебя в тюрьме, — и размазывала по грязным щекам слезы.

— Не пугай меня, не пугай! Не убегу в сторону, посмотрим, кому больше достанется.

И они побежали в деревню жаловаться председателю правления Сакаю Султанову.

Правление размещалось в большом красивом доме Гарея. Высокие светлые окна… Одно сразу бросалось в глаза: грязная неуютная комната — лозунги и плакаты на стене закопчены табачным дымом, кругом сажа от лампы, консервные банки, спички и окурки.

Когда Тимер вошел в правление, там никого не было.

Он неторопливо осмотрел стены, на которых висели лозунги, написанные, видно, рукой Шарафа: и успевшие уже изрядно вылинять: «Выше знамя сплошной коллективизации!», «Долой кулачество как класс!» Все это близко и понятно Янсарову. Одно он не может взять в ум: почему же самого Гарея-бая не ликвидируют как «класс»? Да еще каждый месяц платят за это помещение! Вот болтаются на стене его часы. И за них платят? За эту развалину, которую давно пора выбросить на свалку? К тому же неверно показывают пять, хотя на его часах уже семь. Впрочем… дверца настенных часов со скрипом распахнулась, наружу выскочила кукушка и хриплым голосом прокуковала семь раз.

«Ишь ты, — уважительно подумал Тимер. — Хоть и дряхлые, а работают вполне прилично!..»

Решив, что председателя сегодня не будет, он направился к двери и столкнулся с ворвавшимися в комнату разъяренными женщинами.

— Куда все подевались? — заорала одна из них. Это была Магуза.

— Тише, апай! — шагнув вперед, сказал Тимер.

— А чего бояться? Да для меня ты будь хоть Калининым! Да я, да я!.. — отбросив на спину растрепавшиеся косы, она стала бить рукой себя в грудь.

— Это хорошо, что вы ничего не боитесь, — заметил Тимер. — Сейчас у нас равноправие.

— А если так, то почему Султанов позволяет нас избивать? Для того ли нас сплотили в колхоз?..

— Ничего не понимаю, кто вас избивает? Что случилось? Скажите хоть толком! Садитесь и рассказывайте.

Женщины притихли. Наверное, приняли Тимера за районного представителя. Только Фатима, все еще раскрасневшаяся и возбужденная, смело подошла к незнакомому парню.

— Я ее побила.

— Вон вы какая смелая! Однако я полагаю, что вы все же не приказчик боярина Соколова, чтоб безнаказанно избивать женщину?

— Конечно, нет! Но почему она сеет среди нас смуту, подстрекает бросить работу и разойтись по домам?

— Это нехорошо. Значит, виноваты вы обе. Разве не так?

Тимер вытащил блокнот и торопливо записал несколько слов.

— Наверное, так, — после некоторого молчания выдавила женщина.

— Не я первая начала! Не я! Упаси аллах, не кличь на нашу голову беду, не записывай на бумагу, у меня грудной ребенок! — внезапно жалобным голосом запричитала Магуза.

— Пусть запишет, в следующий раз не будешь настраивать людей против колхоза!

— А не сын ли это Хасби-инэй? — вглядевшись в парня, спросила одна из женщин. — Ну, конечно же, Тимербулат! Здравствуй, сынок! Благополучно ли вернулся?..

Забыв о недавней ссоре, женщины обступили Тимера. Кое-кто даже прослезился.

— Ай-яй, не увидел бедной матушки!..

— Чудесным человеком она была…

— Сын вон как вырос, жить бы ей сейчас да поживать!..

Размякла душа у парня, он отвернулся, сглотнул подступивший к горлу комок и посмотрел в окно.

Магуза, узнав Тимера, вновь начала жаловаться.

— Так вот и живем, сынок. Колхоз организовали, все от него теперь зависим.