Когда риск - это жизнь!

Неторопливо несут свои илистые воды Тигр и Евфрат среди пыльных иракских долин, обрамляя Месопотамию — колыбель древней ассирийско-вавилонской цивилизации. Затем обе реки сливаются в одну. Получившаяся от их слияния водная артерия называется Шатт-эль-Араб. Эта река, пересекающая территорию, где некогда процветала цивилизация халдеев и где, вероятно, родился Авраам, образует обширные болота, которые, если верить легенде, остались здесь со времен Сасанидов (правящая династия персидских шахов с 226 по 651 год нашей эры). Однако недавние исследования показали, что на самом деле болота гораздо старше и относятся к периоду, предшествующему шумерской цивилизации (XXV век до нашей эры).

Когда углубляешься на лодке в бесконечные просторы болот Шатт-эль-Араба, единственным ориентиром служит солнце. Все остальное — сплошная водная гладь, прерываемая зарослями камыша. В воздухе висят зимородки. Они внимательно вглядываются в водную поверхность и вдруг пикируют, охотясь на рыбу. Неожиданно из-за густых зарослей камыша появляется деревня Аль-Сухайн. Фантастическим, нереальным видением выплывает она, словно из сказки. Десятки камышовых хижин (приблизившись, мы видим, что для их постройки использованы не только стебли камыша, но также грязь и листья) будто плывут по прозрачной воде; на самом деле течет и движется вода, а дома, естественно, стоят на месте, укрепленные на искусственных островках, также сооруженных из стеблей камыша и грязи. На каждом таком острове есть хижина, хлев, огород, и на каждом живет семья.

На самых больших островах возведены наиболее значительные сооружения «мудхиф» — дома для гостей. Нас принимают в освященном «мудхиф» — деревенской мечети, куда открыт доступ лишь мужчинам, и мы слушаем «муфти» (священника), читающего Коран. «Муфти» — пожилой священник. Он почитается как высшая власть в деревне. Болотные арабы слушают его речь молча, даже с робостью. У священника зычный голос и древний апостольский облик. По окончании проповеди мы спрашиваем, можно ли нам причалить к другим островкам и осмотреть жилища. Однако «муфти» отвечает, что, согласно его религии, он не может этого позволить — грех.

Лишь издалека удается мне тайком сфотографировать эпизоды местной жизни. Я — «неверный». Никогда и нигде еще, как здесь, несмотря на все дружелюбие этих людей, я не чувствовал такого барьера некоммуникабельности с себе подобными. Я легко устанавливал общение с туземцами Амазонии, Новой Гвинеи, Африки. Здесь же над всем довлеет наследие тысячелетней цивилизации, словно воздвигнуты непреодолимые стены, за которыми хранится взаперти некая культура, недоступная человеку с иным кредо, иными обычаями.

Путешествуя по этим землям, свидетелям далеких событий, навсегда вошедших в историю человечества, я начинаю всем сердцем и разумом постигать, что Запад и Восток не только географические определения, но и понятия, выражающие наличие границы между двумя различными мирами, не раз за всю историю вступавшими в конфликт друг с другом. Гораздо более, чем океаны, людей разобщают уклады жизни.

Из всех арабов жители этих бесконечных болот — единственные не пользующиеся верблюдом. Вещи и людей перевозят на легких, юрких каноэ — «масхуф», которыми и мужчины и женщины здесь ежедневно пользуются.

Экономика болотной жизни основана на малочисленных видах деятельности, не менявшихся с течением веков. Это выращивание риса, рыболовство, разведение так называемых водяных буйволов. Работа разделена между всеми поровну. Мне приходилось видеть, как мужчины выходили на рыбалку в ночь, обрабатывали рисовые плантации, гнали на береговые пастбища стада буйволов; я видел, как женщины отправлялись с рассветом на те же рисовые плантации, выпекали на маленьких островках хлеб, подкладывая в глиняные печи тростник и сухой навоз, занимались стиркой, не упуская из виду ребятишек, которые плескались тут же в воде.

Жизнь внутри древней болотной общины регулируется точными неписаными законами. Например, рыбу и рис свозят к старейшине деревни, и тот распределяет их между жителями Аль-Сухайна. Оставшиеся продукты подлежат продаже или обмену; выручка делится между семьями.

На самом крупном острове Аль-Сухайна иракское правительство построило школу — единственное каменное сооружение в деревне. Ребятишек привозят туда на каноэ. Перед тем как покинуть деревню, мы посетили эту маленькую школу и услышали веселые детские голоса, которые нараспев выговаривали уроки.

Спускаясь по большой реке, то и дело замечаешь кучи песка и бесформенные нагромождения кирпичей, слепленных тысячи лет назад из речного ила. Почти все они рассыпались от времени, превратившись в пыль. Точно так же, как и народы, возводившие из них свои горделивые оплоты войны и мира.

Я гляжу на проплывающие за бортом глиняные плотины, и разбегающиеся от нашей лодки искрящиеся волны кажутся мне похожими на зеркало времени. Больше часа я не могу оторваться от этого волшебного зрелища. Глаза не устают. Ничто не тревожит разум: ни предметы, ни люди, ни события. И на меня нисходит безмятежность.

Пустыня