Мои товарищи также отпускают другие канаты. Когда парус площадью 72 квадратных метра находится на половине пути вниз, раздается треск: сломалась верхушка мачты. «Тигрис» с шумом дергается, похожий на громадного зверя в агонии. Мы вылавливаем из воды парус, опускаем плавучий якорь, чтобы удержаться в направлении волн и ветра, несущегося к западу вместе с роями молний, пронизывающих темноту. В неистовстве бури я как бы испытываю себя и с удовольствием убеждаюсь, что способен не состязаться с природой, а скорее участвовать всеми своими чувствами (включая и страх) в ее естественной последовательной революционной деятельности.
Сделанная из железной проволоки одежная вешалка, висящая в рубке на бамбуковой жерди, раскачиваясь, издает пронзительный скрежет. Пришлось долго возиться, прежде чем я нашел источник скрежета, не дававшего мне заснуть среди гармоничного грохота бури.
13 февраля.
Штиль и влажная жара. Скучно покачиваться в этой соломенной колыбели под тягучую песню канатов и парусов, с противным звуком трущихся друг о друга.
Необычное событие внезапно нарушило наш покой: прямо на носу перед нами простирается море совершенно красного цвета. Течение понемногу подводит нас поближе, и мы плывем, можно сказать, в крови. Берем образец воды. Выясняется, что в ней чрезвычайно много мертвого планктона. Что могло вызвать его смерть? Слишком холодное морское течение или химическое загрязнение воды, вызванное человеком? Причина нам неизвестна. Остается лишь испытывать сильное волнение от впечатления, что плывешь по крови…
15 февраля.
Мы находимся посреди Индийского океана, между арабским побережьем и индийским. Идем на 180 градусов к югу, однако течение сносит нас на 150 градусов к юго-востоку.
Я чувствую, мы все-таки попадем в Африку. Эта перспектива подсказана мне интуицией — животным инструментом, вызывающим видения, способным предупреждать и давать советы. Интуитивные ощущения сплошь и рядом кажутся реальностью. Я полагаю, что все люди более или менее обладают интуицией от рождения, но затем она затухает под воздействием культуры. Я вновь приобретаю ее спустя пять лун, проведенных в море, сидя верхом на допотопном чудовище, которое, чавкая в воде, преодолевает огромные расстояния. Неужели я снова превратился в ребенка? Стал точно таким же, как в детстве, когда, едва не касаясь лицом земли или лужи и разглядывая червяков или головастиков, открывал для себя секреты бытия, а взрослые оттаскивали меня в сторону, потому что я совал этих червяков и землю в рот, чтобы попробовать? Вот что такое инстинкт, он идет от вкуса земли, воды, от погоды — всего, что влияет и на мою природу. Сверчки, мыши, мухи, масса других разнообразных насекомых совершают вместе с нами плавание с одного континента на другой.
17 февраля.
Сегодня я поймал на крючок акулу. Вначале я пытался это сделать, используя для наживки кусок ветчины, однако рыба не клюнула. Тогда, пошарив на «Тигрисе», я отыскал несколько летучих рыб, заскочивших ночью к нам на палубу, и, нанизав их на большой крючок, привязанный к цепи, вытащил полутораметровую акулу. Я выбросил мертвую рыбу в воду и теперь наблюдаю, как «ничто не возникает, ничто не исчезает, но все преобразуется». И действительно, десятки рыб, включая прилипал, которые еще несколько минут назад увивались вокруг своей владычицы, теперь с жадностью пожирают ее; даже огромная акула-молот длиной 3–4 метра приближается к добыче, но уходит прочь. Наконец появляется огромная морская черепаха, которую Асбьёрну удается затащить руками на борт «Тигриса». Мы фотографируем эту зверюгу, отодрав от ее панциря прилипал, и затем как настоящие цивилизованные люди, выпускаем обратно в море в надежде, что это непременно понравится организациям, действующим в защиту животных, хотя рыбаки из Ормары наверняка съели бы ее.
18 февраля.
Море сегодня молчаливое, горячее и совершенно мертвое, как асфальт летом. Ощущение полной изолированности от остального мира. Все молчат. Мы уже давно плывем все вместе, будучи объединенными лишь этим плаванием. Вначале каждый старался словами и делом показать себя. Теперь, спустя пять лун совместной жизни, мы хорошо знаем друг друга. В компаниях подобного типа, в эдакой временно интернациональной обстановке, люди достигают некоторого уровня