Когда рушатся троны…

34. Новый каприз

Зита хорошо подметила, – вообще она многое хорошо подмечала, – что захватившие власть революционеры охраняли себя куда тщательней, чем королевские министры. Давно ли Мусманек и Шухтан смеялись над Бузни и его агентами? Давно ли? А теперь сами окружали себя удесятеренным количеством агентов. И действительно, в обширном вестибюле роскошного абарбанельского дворца дежурит взвод юнкеров. Дон Исаак несколько дней назад телефонировал начальнику военного училища:

– Только, пожалуйста, генерал, не присылайте мне юнкеров в сапогах, пахнущих кожей. Терпеть не могу этого запаха…

Генерал, стиснув зубы, выслушал приказание министра финансов, и на следующий день юнкера, несшие караульную службу в передней богача-эспаниола, были все в лакированных сапогах.

Юнкеров угощали вином, кормили вкусными обедами, какие и по праздникам никогда не снились в училище, но всю эту молодежь угнетало сознание своего унижения.

В самом деле, они, будущие офицеры, как наемные ландскнехты, вынуждены охранять великолепную особу революционного министра финансов.

Им внушено было вскакивать и вытягиваться при его появлении. Обыкновенно дон Исаак не замечал юнкеров, но сейчас, вернувшись от Зиты, счастливый, безумно счастливый, он удостоил этих «дворянских сынков» благосклонной улыбкой и таким же благосклонным поклоном.

Очутившись у себя в кабинете, он вынул из черного готического восьмисотлетнего шкафа потемкинский султан и колье Марии-Антуанетты. Перед тем, как вручить драгоценности маленькой Зите, он хотел полюбоваться ими в последний раз, и не без тайного сожаления. Таких дорогих вещей он еще никому не дарил.

Налюбовавшись, с подавленным вздохом закрыл оба футляра.

Счастье душило его. Изнемогающий, он хотел с кем-нибудь поделиться своей с таким трудом вырванной победой.

– Приезжай сейчас же! – позвонил он Бимбасаду.

Через десять минут Бимбасад-бей очутился в объятиях своего друга.

– Что за телячий восторг?

– Хотел бы я тебя видеть на моем месте?!. Сегодня вечером она будет моей!

– Кто?

– Глупый вопрос! Она, и только она! И никто, кроме нее! Зита!..

– Ааа… разве?.. – усомнился Бимбасад-бей.

– Сама только что сказала… – Что же она сказала?

– Что позволит себя целовать… И, представь, чудачка! За исключением губ…

– По-твоему, – чудачка, а по-моему, ты ей неприятен как мужчина. Впрочем, это уже ваши интимные дела. А только я не вижу из этих скромных условий, что ты возьмешь ее или она отдастся тебе, что одно и то же…

– Ну, так я же не наивный мальчик! – игриво и весело подмигнул дон Исаак. – Козла только пусти в огород, а уж он сумеет полакомиться капустой… Ах, Бимбасад, Бимбасад, – мечтательно закатил глаза дон Исаак, – сколько времени эта капуста не дает мне покоя!..

– Что ж, в добрый час. Лучше поздно, чем никогда! – философски заметил Бимбасад-бей. – А на каких условиях?

– Не спрашивай!..

– Хм… значит, дорогая капуста?

– Не говори этого слова… Оно бьет по нервам. У меня уже темнеет в глазах…

– Ты меня только за этим вызвал?..

– Только за этим! Ты же мой первый друг.

– Спасибо за доверие и до свидания! Приятного аппетита…

– Выйдем вместе. Я подвезу тебя. У меня заседание совета министров.

Заседание совета министров не было посвящено расстройству как-то уж очень быстро пришедшего в упадок железнодорожного транспорта, не было посвящено голоду, начавшемуся в отдаленной горной провинции, не было посвящено прямо-таки чудовищному превышению бюджета, грозившему банкротством, а было посвящено выработке мер борьбы с контрреволюцией. Между прочим, было решено упразднить общежитие инвалидов – эту империалистическую затею Адриана, и учредить общежитие для детей, дабы они могли там воспитываться в социалистическом духе.

Дон Исаак еле высидел эти два с половиной часа. Он испортил несколько листов бумаги, рисуя женские груди, женские бедра и ноги…

Вернувшись домой, облачившись в смокинг, вдев в петличку орхидею, пообедав без всякого аппетита и захватив оба футляра, поспешил к Зите.

Он предвкушал уже, как она встретит его, вся просвечивающаяся, в чем-то легком, воздушном, и был весьма разочарован, увидев ее забронированную в глухое серое английское платье. Но был еще клочок надежды: она помучит его, а потом…

– Вот… Я привез…

– Покажите!..

Дон Исаак раскрыл оба футляра.

Эффект получился в буквальном значении ослепительный. Султан, как живой, трепетал, и, как живые, горели сотни украшавших его бриллиантов. Он затмевал собой колье, хотя и оно было царственно прекрасно.

Зита не обнаружила особенного восхищения.

– Что? Вам не нравится? – воскликнул дон Исаак с яростью отчаяния.

– Нет… отчего же…

– Но… но вы их принимаете? – как-то неуверенно спросил Абарбанель.

– Принимаю… – и чуть-чуть дрогнула линия губ, а глаза вдруг стали синие-синие из серо-зеленых.

Все это было для дона Исаака изрядной порцией ледяного душа. Он двинул в бой последний резерв.

– Что же касается трех миллионов швейцарских франков, эту сумму я приказал моему банку перевести на ваше имя в Париж на дом Ротшильдов, улица Лафит… Я честно выполнил все мои обязательства…