Когда рыдают девы

– Доброе утро, – поприветствовал дочь барон, спокойно разрезая бифштекс. – У тебя сегодня решительно воинственный вид.

Приблизившись, Геро оперлась ладонями на стол и уставилась на отца:

– Вчера вечером двое мужчин пытались убить Девлина. Вам об этом ничего не известно?

Джарвис пристроил нож на край тарелки.

– Как я слышал, налетчик, которого виконт отправил на тот свет со своей всегдашней смертоносной ловкостью, оказался условно освобожденным французским офицером. Что заставляет тебя полагать, будто я имею отношение к данному инциденту?

– Я знаю вас.

Барон неспешно положил в рот кусочек бифштекса, прожевал его и проглотил.

– Признаться, меня бы не опечалило, сотри кто-нибудь твоего муженька с лица земли. Но усердствую ли я, чтобы положить конец его бренному существованию? В настоящее время нет.

Геро держалась спокойно, не сводя пытливого взгляда с лица родителя:

– А вам известно, кто усердствует?

– Нет. Хотя могу высказать предположение.

Придвинув ближайший стул, дочь уселась:

– Пожалуйста, выскажите.

Джарвис отрезал очередной кусок мяса:

– Заметила ли ты появившиеся  в последнее время по всему городу листовки, призывающие  короля Артура вернуться из Авалона и возглавить Англию в трудное для нее время?

– Вы знаете, кто за ними стоит?

– Конечно же, агенты Наполеона.

– И вы намекаете, что эти агенты подослали к Девлину убийц? С какой стати?

– Человек, имеющий обыкновение тыкать палкой в змеиное гнездо, не должен удивляться, если одна из гадюк ужалит в ответ. 

– По-вашему, если Сен-Сир выяснит, кто стоит за листовками, он найдет убийцу Габриель?

Барон потянулся к своему стакану с элем и отпил большой глоток.

– Это может оказаться любопытным.

– И удобным для вас – если Девлину удастся устранить этих людей.

– Именно так, – усмехнулся вельможа.

Забрав перчатки, Геро поднялась со стула.

– Ты сообщила мужу о моем разговоре с мисс Теннисон в прошлую пятницу вечером? – поинтересовался отец.

Остановившись на пороге, она оглянулась:

– Нет.

Этот ответ удивил и порадовал, но в то же время отчего-то смутно встревожил Джарвиса. Он провел взглядом по лицу дочери. Игравший на щеках румянец, шедшее изнутри сияние говорили сами за себя. 

– Ты же понимаешь: мне известно, по какой причине ты вышла за своего виконта.

Геро приоткрыла губы  в стремительном вдохе, но в остальном осталась удивительно спокойной и невозмутимой.

– Не представляю, о чем вы.

– Прежде чем похитители прирезали твою прежнюю горничную, она поделилась со мной своими наблюдениями. – Дочь и дальше только молча смотрела, и барон спросил: – Ребенок действительно от Девлина?

Серые глаза негодующе вспыхнули:

– Да.

– Он взял тебя силой?

– Нет.

– Угу. Интересно.

– Это… сложная ситуация.

– Похоже, действительно сложная. – Джарвис полез в карман по табакерку. – И когда срок?

– В феврале.

Щелчком открыв крышку, барон зажал в руке безделушку, позабыв о ней.

– Ты должна беречь себя, Геро.

В ее глазах заплясали веселые огоньки:

– Не больше, чем обычно.

Отец не улыбнулся в ответ.

– Если с тобой что-нибудь случится, я убью его.

– Ничего со мной не случится. Хорошего дня, папа.

После ухода дочери барон какое-то время  сидел в глубоком раздумье, по-прежнему держа открытую табакерку, затем захлопнул ее и так стиснул кулак, что послышался треск тонкого металла.

В кофейне неподалеку Уайк-стрит Филипп Aрсено играл с крупным усатым гусаром в шахматы, когда Себастьян остановился возле их столика с вопросом:

– Не желаете прогуляться со мной, лейтенант?

Рыже-черный пес у ног француза поднял голову и гавкнул, предвкушая прогулку.

– Мсье! – запротестовал усач, сердито уставившись на виконта. – Игра! Вы прерывать!

Гусар по-прежнему носил кавалерийские рейтузы и богато расшитый, хоть и выцветший синий доломан своего полка. С каждого виска свисала заплетенная косичкой прядь волос,  которые назывались cadenettes, за ушами было еще по одной косичке. Cadenettes держались ровно благодаря весу подвязанной на конце золотой монеты. Наполеоновские гусары славились своим броским внешним видом – равно как и разбойничьей жестокостью.

– Ничего страшного, – произнес Арсено по-французски, поднимая руки в знак капитуляции, отодвинул стул и встал из-за стола. – Я сдаюсь. Вы и так разгромили меня в пух и прах. Мое положение безнадежно.

Девлин заметил, что усач проводил их до дверей кофейни хмурым взглядом.

– Кто этот ваш приятель? – поинтересовался виконт, когда они повернули к близлежащей церкви Святого Клемента. Дворняга довольно трусил за ними по пятам.

– Пеллетье? Не обращайте внимания. У него скверный характер и вспыльчивый нрав, но на самом деле он довольно безобиден.

– Интересный выбор слов, – заметил Себастьян, – учитывая, что прошлой ночью в Ковент-Гардене двое ваших соотечественников пытались меня прикончить.

Улыбка француза исчезла.

– Я слышал о нападении. – Лейтенант  кивнул на висевшую на перевязи руку спутника: – Вы ранены?

– Не смертельно. Однако теперь возникает вопрос: с какой стати двое условно освобожденных французских офицеров хотели меня убить?

Арсено уставился на виконта круглыми глазами:

– Думаете, я знаю?

– Одним словом? Да.