Когда сердце манит

– Так вот, когда я целовал ее, – небрежно продолжал Брет, – все было чудесно, только, – он увидел, как Кейд, сжав кулаки, поднимается со стула, и заговорил быстрее, – только я почувствовал, что в душе она не хочет этого. Я знал, что вы злитесь друг на друга, и понял, что между вами что-то есть. Я почувствовал, что ей нужен не я. Может быть, когда-то она и думала обо мне, но я никогда не принимал это всерьез. До той ночи... О черт! – Вскочив на ноги, Брет стал беспокойно шагать по террасе, стуча ботинками по доскам. – Может, я целовал ее только потому, что знал: ты хочешь поцеловать ее. Я решил тебе все рассказать, и еще – тебе очень повезло, что Анабел любит тебя, потому что лучше нее никого не может быть.

– Я знаю.

– Смотри, обращайся с ней хорошо, – в шутку пригрозил Брет, – иначе будешь иметь дело со мной.

– Иметь дело? О чем вы? – спросила Анабел, закрывая за собой дверь.

Братья удивленно посмотрели на нее и переглянулись.

– Да так, об одной слишком любопытной особе, – ответил Кейд, протягивая ей руку. Она доверчиво прильнула к нему. – Мне придется иметь дело с Бретом, если не буду хорошо обращаться с тобой.

– Ты всегда со мной хорошо обращаешься, кроме тех случаев, когда ты невыносим.

Брет покачал головой.

Лунный свет осветил Кейда и Анабел, они неотрывно смотрели в глаза друг другу.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – заметил Брет.

– Нет, подожди. Я кое-что покажу тебе. Точнее, вам обоим, – перебила его Анабел.

Ночной воздух приятно холодил ее щеки и шею. Анабел чуть отступила от Кейда и показала ему книгу.

– Кейд, ты как-то спрашивал меня, что это. Помнишь, когда книга выпала из саквояжа?

– Да, из твоего знаменитого саквояжа. Чего в нем только не было! – поддразнил он.

– Да, но там не было печки, лошади, седла, – улыбнулась она и тут же посерьезнела. – Это дневник тети Герти. Я хранила его как талисман. Но сегодня, когда вы гуляли с Томасом и вели мужские разговоры, я достала его и прочитала.

– Прочитала? – Брет неодобрительно посмотрел на нее. – Зачем?

– Я прочитала не все, а только то, где описываются события последних лет. Я подумала, может, они прольют свет на самоубийство вашей матери.

На террасе воцарилось молчание, которое нарушалось только жужжанием насекомых и отдаленным воем кайотов. Анабел переводила взгляд с одного брата на другого. Брет выглядел ошеломленным, Кейд – задумчивым.

– Думаю, ты нашла там что-то интересное, – подняв бровь, небрежно заметил Кейд. Лицо его было серьезным.

– Да. Прочитайте несколько отрывков или... давайте я вам прочту.

Брет нервно кивнул и перевел дыхание. В мерцающем лунном свете было видно, как он побледнел. Не произнося ни слова, Кейд смотрел на Анабел. Она открыла книгу в заложенном месте и начала читать.

«11 марта 1861 года. Какой мрачный день! Все утро небо было затянуто тучами, шел дождь. Неуклюжая Марта уронила противень с печеньем. Маленький Брет сильно простудился. Но хуже всего обстоят дела с хозяйкой. Бедная миссис Маккаллум! Бриджет видела, как она ходила одна взад-вперед по комнате и плакала, не знаю почему. Когда Бриджет спросила, не надо ли для миссис Маккаллум что-нибудь сделать или принести чего, та попросила охотничье ружье мистера Маккаллума, чтобы положить конец ее страданиям. Бриджет чуть не обезумела, услышав такое, а когда рассказала мне, я сразу пошла к мистеру Маккаллуму. Может быть, это и не мое дело, но, по глазам миссис Маккаллум вижу – она что-то задумала. Услышав мой рассказ, мистер Маккаллум побледнел, бедняга, поблагодарил меня и отослал.

Как только я вышла из кабинета, мистер Маккаллум последовал за мной в холл, и поднялся наверх – к своей жене. Господи, помоги ему! Сразу видно, он любит ее больше всего на свете. Ни к кому – даже к Кейду, благослови его Бог, здоровый мальчик, и маленькому Брету – хозяин не проявляет столько нежности и заботы».

Анабел взглянула на братьев.

– В этом отрывке больше ничего нет про вашу мать и Росса.

А вот еще один. Послушайте.

«Я так беспокоюсь, не знаю, засну ли сегодня. Вечером я спустилась на кухню, чтобы налить себе чашку теплого молока и отрезать кусочек вишневого пирога, оставшегося от ужина, но вдруг услышала шорох в подвале. Я подумала, что это крысы, взяла свечу, метлу и пошла туда, но ничего не нашла. Поднимаясь по лестнице обратно, я услышала на кухне голоса и испугалась: это были мистер и миссис Маккаллум. Я встала как вкопанная. Дверь была закрыта, и они, видно, не слышали моих шагов. Она плакала, бедная, а он успокаивал ее. «Не волнуйся из-за него, – говорил Маккаллум. – Я не позволю этому негодяю обидеть тебя снова».

Она еще громче расплакалась и сказала, что он, наверное, ненавидит ее за все, что она сделала, за все мучения, которые она причинила ему. Мистер Маккаллум умолял ее не переживать, клялся в любви и говорил так трогательно, что у меня слезы навернулись на глаза.