Когда Шива уснёт (СИ)

Внезапно он ощутил волну всё нарастающей вибрации, которая будто вынесла его из тела. Без всякого удивления, более того, безразлично он смотрел со стороны на себя, застывшего, с отсутствующим взглядом, на Аш-Шера, громоздящего на развёрнутом перед ним экране интелькома длинные формулы расчётов, на маленькую безмятежную планету, плывущую по привычному маршруту в новый день, который для неё наступает в последний раз. Он, бестелесный, медленно расширялся, раздвигая границы собственных представлений, — до тех пор, пока не вышел из Сферы чужого творения. Переход оказался мгновенным и настолько естественным, что Кир ничуть не удивился, увидев полупрозрачную Сферу со стороны. После, мысленным усилием в доли секунды отдалившись на огромное расстояние, он увидел, что Сфер очень много. Начал считать и сбился на второй сотне. Сферы выглядели не крупнее ягод. Кира поразило, насколько же они похожи на виноградную кисть. И, развивая аналогию, отстранённо отметил, что виноградинки-Сферы находятся в разной степени зрелости: одни светились опалово, как Сфера Аш-Шера, другие наливались зрелой синевой, а отдельные, находящиеся на конце воображаемой кисти, выглядели почерневшими и сморщенными — видимо, их творцы окончательно забросили свои детища или ушли в нерукотворный мир. Вся эта огромная, но выглядящая сейчас для Кира игрушечной «гроздь» была заключена в ещё одну матовую полупрозрачную сферу.

Он ощущал себя странно, двояко: с одной стороны понимал, что с ним происходит нечто из ряда вон выходящее, а с другой — осознавал, что подобное совершенно нормально и когда-то давно уже происходило неоднократно. Чувствовал в себе новую, дерзкую силу, право на свершение — но чего? Для полного понимания у него пока не было знания. Кир отвернулся от «виноградной кисти» сотворённых элоимами миров и посмотрел. Тьма, окружающая его, вернее, вмещающая его, несущая в себе, была полна образов и понятий — но лишь малая часть увиденного была доступна. Он чувствовал, что вибрирует, точно струна, от сильнейшего ощущения скорого открытия. Вслед за этим пришло знание: он может воплотить любой образ, дав ему имя.

И тогда он подумал: падма. Кир не знал, что это значит, слово пришло само. Кажется, он слышал его в колыбельных Шав?.. Не важно. Слово повисло в воздухе, неопределенное, медленно вспоминающее себя: сперва в виде зерна, потом — бутона, а после… Кир замер. Огромный розовый цветок, находящийся одновременно и в Кире, и в пространстве вокруг него, неспешно разворачивал тугие каплевидные лепестки. Кир ощутил, как замедляется время. Прежде чем остановиться окончательно, оно содрогнулось — и мир, сбрасывая остатки иллюзий, вместе с ним. И тьма стала Светом. И вернулась вечность. И раскрылся бутон. И лотос расцвёл.

Кир заворожённо смотрел на цветок, который ритмично пульсировал, словно гигантское сердце. Бессчётные лепестки неспешно открывались слой за слоем, от нижних к верхним. Уже раскрывшиеся плавно загибались книзу и образовывали полусферу, в то время как верхние были ещё плотно сомкнуты, хотя сквозь них уже пробивался тёплый золотой свет. Кир, ощущавший, что является одновременно и участником события, и причиной, его породившей, трепетал от предвкушения чуда.

Но когда лотос раскрылся полностью, а лепестки соединились в опалово отливающую полусферу, из центра которой вверх и вниз ударил столб золотого света, Кир понял, что всё только начинается. Часть света в центре лотоса сгустилась в сияющий овал. Однако это продлилось недолго, первородное яйцо постоянно расширялось и сужалось, и то и дело наливалось ослепительным жарким светом, который ощущался болезненно, как лёгкий ожог. После яркой вспышки оно обретало молочный, с голубоватыми переливами, цвет, и излучало невероятно притягательное тепло, к которому Кир тянулся неосознанно, как младенец к материнской груди. Но вслед за лаской снова приходила боль, вспышки-пульсации становились всё чаще, и вскоре и яйцо, и сам лотос мерцали уже непрерывно и обжигающе. Кир не мог прекратить это, как и не мог сказать, сколько продолжалось действо, поскольку и он, и настоящий мир уже находились вне времени. Он чувствовал, что происходящее бесповоротно меняет его, а боль, в которой он сейчас пребывает, — необходимый проводник на пути изменения, и вскоре закончится. В самом деле, Кир её уже почти не ощущал, поскольку сам начал мерцать с той же частотой, что и светящееся яйцо. И когда оболочки яйца рассыпались, будто рой золотых пчёл, а потом расположились в пространстве в форме гигантских спиралей, облачных скоплений, эллипсов, а то и вовсе фантасмагоричных фигур, Кир нисколько не удивился.

Какое-то новое, пока безымянное и не принадлежащее словам знание наполняло его. Он понимал всё, что происходит сейчас, знал, что было до Света, и знал, что будет после, но даже под угрозой потери Шав не смог бы ничего объяснить. Слова для нового знания пока не родились.