Когда сияние нисходит

— Разреши ей подойти ко мне после того, как я поем. Мы так долго не были вместе! Я бессовестно пренебрегала ею. Даже ни разу не почитала на ночь.

— Ты болела.

— Нет, и до болезни тоже. Удивительно, как это она не возненавидела Стьюарда! Я так его избаловала. Но уж очень обрадовалась, что родила Натану сына.

— Ноуэлл очень нежна с ним. Я слышала, как она говорила, что пока ты болеешь, будет ему мамой и позаботится о нем. Так оно и вышло. Она читает ему ту же книгу волшебных сказок, что когда-то ты читала ей. Вы с Натаном можете гордиться своей дочерью. Она во всем мне помогает, и я знаю, что когда меня нет дома, о Стьюарде и маленькой Люсинде можно не беспокоиться.

— Я и горжусь, — кивнула Алтея. — Иногда она до боли напоминает мне Натана. Такая серьезная малышка! — Она с любопытством оглядела комнату и громко удивилась при виде креслица, обитого розовым дамасским шелком. — Мамино кресло!

— Когда пришли янки и заняли дом под полевой госпиталь, мы передвинули сюда всю мебель, какую смогли. Решили, что лучше не попадаться им на глаза. К счастью, мы уже успели спрятать серебро и все ценности. Наше наследство спасено благодаря Адаму, — пояснила Ли с лукавым блеском в глазах.

Какая это была чудесная картина, когда Адам заявился в Треверс-Хилл с расшатанным фургоном, влекомым парой древних мулов, каким-то образом не привлекших внимания военных, реквизировавших все, что не вросло в землю!

Сам Адам сделал четыре ездки и успел дочиста вывезти из Ройял-Бей дорогую мебель и предметы роскоши. Он поклялся, что янки не доберутся до их богатств. И уж лучше он ограбит Треверс-Хилл, чем чертовы синебрюхие. Адам, отец Ли и Сладкий Джон погрузили все сокровища в фургон и на тележку, запряженную толстеньким Тыковкой, и доставили в тайник, о котором знал только Адам. Возвратившись домой, отец был настроен весьма воинственно, и Ли заподозрила, что они успели осушить кувшинчик кукурузного виски, но Стюарт покачал головой и признался, что наконец-то проведал, где прятались от заслуженного наказания буйные парнишки Брейдонов.

— С тех пор прошло немало времени. И у нас успели побывать янки. Правда, офицеры были очень вежливы с нами, как и раненые солдаты, в основном почти совсем мальчишки. И очень благодарны.

— Откуда ты знаешь? — удивленно ахнула Алтея.

— Я помогала хирургам. Просто не могла смотреть, как они умирают, — призналась Ли, в чьей памяти еще были свежи муки несчастных, истошно кричавших во время зверских ампутаций. — Некоторые были из Западной Виргинии и Мэриленда. Почти соседи. И ничем не отличались от Палмера Уильяма, Гая или Стюарта Джеймса. Думаю, и их семьи так же тревожились, как и наши. Я делала что могла, не очень много, но моя совесть чиста. Собственно говоря, это мы должны быть благодарны янки.

— Благодарны? По-моему, это слишком, — возмутилась Алтея, шокированная столь предательскими мыслями. — Я слышала жуткие истории о грабежах. Моя лучшая подруга Мэри Хелен, живущая в Батон-Руж, написала, что янки ворвались в ее дом, искали серебро, грозили убийством и насилием, если ничего не найдут. Когда слуги попытались убрать после погрома, солдаты сказали, что они больше не обязаны никому служить, а если не уйдут сами, их перестреляют.

— Да, но не будь здесь янки, Треверс-Хилл наверняка разбомбили бы, как Ройял-Бей, и тогда у нас над головами не осталось бы даже дырявой крыши.

— Бедная Юфимия, — вздохнула Алтея. — Согласись она переехать сюда, была бы с нами поныне.

— Мы просили ее, умоляли, но он твердила, что не оставит свой дом. Она жила там одна, если не считать двоих слуг. Даже старую Беллу отправила в Ричмонд, к Джулии. Уж очень была горда и упряма. А потом…

Ли так живо представила Ройял-Бей, охваченный пламенем, словно это было не год назад, а вчера.

— Зачем понадобилось уничтожить такое чудесное местечко?

— Обычная злоба, — решила Алтея.

— По крайней мере, пока янки были в доме, нам не грозили нападения дезертиров, особенно тех, кто сбежал из нашей же армии. Самые подлые, не щадящие своих твари!

Пятеро таких, в оборванных пыльных мундирах, как-то явились грабить Треверс-Хилл. Четверо и посейчас гниют, закопанные в навозе на задах конюшни.

— Мы ни в чем не могли отказать янки из страха быть казненными. Генерал Поуп издал приказ, что всякий, кого уличат в помощи конфедератам, будет расстрелян. Солдатам же предоставляется полная свобода, иначе говоря, они могут грабить, забирая все съестное и оставляя население умирать с голоду. А если поблизости окажутся партизаны, нас признают виновными и соответственно накажут. Однако мы еще можем спастись, подписавшись под клятвой верности Союзу.