Когда сливаются реки

— От них, когда завизжат, кожа в складки сама собирается... Не суди о том, чего не знаешь!.. Бояться не бойся, а гляди в оба — это Долгое, я помню, мельницу чуть не унесло.

Кузьма не заметил, как они подошли, и вскочил, испуганный.

— Ну, хлопцы, как дела на вашем фронте? — поинтересовался Никифорович, нагибаясь к костру за угольком для только что набитой трубки.

— На западном фронте без перемен! — бодро отрапортовал Кузьма. — Противник спит...

— Солдат должен считать, что противник никогда не спит, — усмехнулся Никифорович. — На том и стоим с семнадцатого года...

Алесь пошел к середине перемычки и долго всматривался в сутемь. Все было и вправду спокойно, только чуть различимое легкое потрескивание выдавало работу воды: огромная масса льда отделялась, отклеивалась от берега, отдирала вмерзшие в зеленоватую массу верхушки камыша и ветки кустарника.

— Кузьма, — позвал Алесь и, когда тот подошел, спросил: — Не стрелял с вечера?

В селах никто не скажет, что лед ломается, говорят: «стреляет», подразумевая под этим образование длинных трещин, возникающих с гулом, похожим на отдаленный пушечный выстрел.

— Нет...

— А людей у тебя хватит на экстренный случай?

— Можно не сомневаться.

— Ты не чепурись и нос не задирай, дело серьезное.

— Хватит. А рано утром Мешкялис заступит.

— Что ж, пора и нам поспать, — предложил Никифорович. — А то и сами зря маемся и других полошим…

А когда они отошли, сказал удовлетворенно:

— Ничего, получится из Кузьмы толк... А загубить его ничего не стоило. Накричали бы лишнее, затюкали, и пропал человек, покорежился... Много у тебя впереди всяких больших дел, сынок, а помни: человека не вырастишь, так и стройки не одолеешь... Труднее всего на земле человек растет!

На рассвете загудело все Долгое. Солнце, напоминавшее художника, который захвачен потрясающим душу замыслом, в этот день не стало нежиться в тумане и примериваться, а встало ясное, пылающее и сразу принялось за работу. К полудню пригорки, которые вчера еще были серыми, стали черными, а черные раскисли, оттаяли, и со всех сторон к озеру летели уже не прозрачные ручьи воды, которую называют снеговой, а бурые, взлохмаченные, шелестящие грязноватой пеной. Сомнения ни у кого не оставалось — лед может сегодня тронуться. Дежурила на перемычке бригада Мешкялиса, но было и кроме пергалевцев много людей. Кузьма продолжал вертеться тут же, считая себя опытным человеком, он подавал Мешкялису советы, а тот выслушивал его несколько снисходительно, как генерал адъютанта.

Пришла и Анежка, она держалась рядом с Зосите. Общая тревога передалась и ей, кроме того, хотелось девушке побыть с пергалевцами, узнать, что делается дома. А Зосите и сама толком ничего не могла сказать — работали Пашкевичусы как обычно, но спать ложились рано и в гости ни к кому не ходили. Впрочем, Зосите наслаждалась первыми радостями семейной жизни, и, по крайней мере на время, дела соседей ее не очень волновали. Сейчас же ее интересовали не долгие разговоры, а представление, которое давал Павлюк Ярошка: вооружившись багром, он важно, словно на сцене, похаживал по перемычке, изображая, какие команды отдавал бы льдинам Мешкялис и какие осуждающие речи произносили бы Захар Рудак и Каспар Круминь.

— Видали? — подмигивал хлопцам Кузьма Шавойка. — Этот допечет так допечет...

В самом деле, Кузьма, веселясь вместе со всеми, в душе побаивался, что Ярошка может перейти к изображению других персонажей и, чего доброго, среди них может оказаться и сам он, Кузьма, а тут было за что зацепиться.

Еще вечером уведомили, что пришло оборудование для станции, и утром на железную дорогу послали машины. Поэтому, если много народу дежурило на плотине, то не меньше собралось и на самом строительстве. Ян Лайзан сдержал слово, сделал рамы и теперь, в эти весенние дни, пригонял их вместе с Никифоровичем. Немного дальше на взгорке, где впоследствии предполагалось строить Дом агрикультуры и куда уже навезли лес, топтались Каспар Круминь и Захар Рудак. Что касается Алеся, то он вместе с Йонасом прикидывал, как сгружать оборудование и куда его временно уложить. Йонас с удивлением наблюдал за своим приятелем — казалось, тот за последнее время повзрослел, но сегодня, несмотря на яркий, радующий душу денек, был озабочен и задумчив. У Алеся были для того причины, и он в душе один за другим задавал себе вопросы: «Пойдет сегодня лед или удержится? Сумеют ли доставить турбины по такой дороге? Почему не видно Анежки?»

К полудню солнце припекало так, что самые нетерпеливые начали снимать куртки и полушубки. Площадка строительства очистилась от снега и мусора. Заметно поднялась и вода на озере, и лед, еще вчера пегий, потемнел на всем пространстве.

— Везут, везут! — закричали с горки ребятишки и как горох посыпались вниз, к дороге.

Толпа, собравшаяся возле электростанции, насторожилась и притихла. Слышно было, как за горой приглушенно гудят машины. К Алесю с Йонасом подошли Каспар Круминь и Захар Рудак, а вскоре тут же появилась и Восилене.

— Ну, Алесь, теперь у тебя полный порядок? — поинтересовался Каспар, скручивая цигарку.