Когда сливаются реки

На колхозном дворе Алесь оседлал буланого жеребчика, которого выделил ему Захар Рудак для разъездов по служебным делам. Вскочив в седло, Алесь поехал прямо через рыжее жнивье. Низенькие хаты «Пергале», разбросанные по холмикам, в отсветах солнца поблескивали окнами, словно всматривались друг в друга, а поодаль, в окружении столетних лип, стоял навытяжку костел, словно нес караул и присматривал за всем в округе. Казалось, что за крест его зацепилось небольшое белое облачко. Алесь вспомнил маленький серебряный крестик на шее Анежки и призадумался. «Неужели она и вправду верит всему этому?» Если бы он смог проникнуть взглядом сквозь красные кирпичные стены костела, он бы, вероятно, перестал сомневаться в этом. Анежка в это время стояла на коленях перед распятием и горячо молилась. В костеле, кроме старосты, никого не было, холодная тишина и серый полумрак стояли вокруг. Некоей таинственностью веяло от ликов и фигур святых, вырезанных из дерева искусными мастерами. Потемневшие и пожелтевшие от времени, они, казалось, озабоченно и даже осуждающе поглядывали на молодую девушку, словно судьи на преступника, опасного, но, может быть, достойного сожаления.

— Матка боска! — шептала Анежка, впиваясь взглядом в лицо девы Марии, которая прижимала к груди своего сына.

Анежке вспомнилась мать, и слезы набежали ей на глаза. «Зачем я обижаю старую? Разве не она носила меня у сердца, как эта матерь божья, — хорошо ли, что я иду ей наперекор?» Святой Боболий чем-то напоминал ей отца, и она, хотя уже с меньшей горячностью, подумала: может быть, следовало пожалеть и его? — ведь он тоже хочет ей добра...

Так, в покаянии, повторяя известные с детства слова молитвы, стояла она, похожая на скорбное изваяние. На каменном полу послышались шаги, и она поняла, что это пришел пан клебонас Казимерас.

Анежка не прервала молитвы. Ей казалось, что на душе у нее становится спокойнее, но в то же время и обида не покидала ее: «Ну хорошо... Вот я беспокоюсь, чтобы было хорошо отцу и матери, а почему они не подумают обо мне? Почему они не догадаются, что делается у меня в душе? Почему они так плохо относятся к Алесю? Разве он хуже тех, которые ходят в костел?» Она старалась отогнать думы об Алесе, но это ей уже не удавалось. Наоборот, его веселые глаза, его русая голова виделись ей повсюду, куда бы она ни посмотрела.

Почувствовав, что Клебонас ходит поблизости, Анежка встала и, опечаленная, подошла к нему.

— Я хочу исповедаться, отец Казимерас, — попросила она, и глаза ее наполнились слезами.

Клебонас молча прошел в исповедальню и, закрыв за собой дверь, приник к маленькому оконцу, через которое люди посылали свои покаяния богу.

— В чем согрешила, дитя? — спросил клебонас Казимерас, и на его остром, похожем на облупленное яйцо, бледном и вялом лице забегали маленькие, хитрые глазки. Он знал все, что делалось в семье Пашкевичусов, и не был удивлен, а лишь заинтересован.

— Полюбила... отец Казимерас, — с трудом выдавила из себя признание Анежка.

— Кого полюбила, дитя? — допытывался клебонас.

— Одного хлопца...

— Знаю, что хлопца, но какого?

— Боюсь даже сказать...

— Не бойся бога, дитя! Бог все равно читает твою душу, как открытую книгу.

— Алеся Иванюту, пан клебонас...

— Что?..

Анежка даже вздрогнула от резкого тона, каким был задан вопрос. И эта резкость была неожиданной для самого пана клебонаса: он ведь знал, что Алесь Иванюта ухаживает за Анежкой и даже написал ей письмо.

— Начальника из Долгого? — переспросил, все еще как бы не веря себе, пан клебонас.

— Да, пан клебонас, — дрожащим голосом подтвердила Анежка.

— Так... А ты ведаешь ли о том, что он не нашей веры?

— Знаю...

— А знаешь ли ты, что он безбожник?

— Нет!

— Так знай!.. Он не верит в господа бога, и душа его покрыта мраком, а на том свете уже уготован для него костер и кипит смола... Выкинь его из головы!.. Чти отца и матерь, как повелевает нам Всевышний... Не разбивай родительского сердца! Ты стоишь на пороге греха; дитя мое!.. Иди же и молись, проси у матери божьей прощения и забвения. Аминь! Аминь!.. — И клебонас Казимерас раздраженно захлопнул перед лицом Анежки дверцу исповедальни.

Анежка вышла из костела встревоженная и опечаленная. Сумрак костела и суровые слова клебонаса камнем легли на ее душу. А между тем ласковые лучи осеннего солнца пронизали ее всю, как только она вышла за ограду. Она огляделась: светло и радостно все вокруг, желтеющие листья лип бронзовой стеной отгородили ее от сумрака костела. Со стороны речки Погулянки доносился гул голосов. Анежка знала, что сегодня молодежь вышла на стройку канала. Зосите приглашала и ее, но она отговорилась тем, что больна, и пошла в костел.