Когда сливаются реки

Агата, отправив коров на выгон, раненько утром пошла с фермы на кукурузное поле. «Наговорили про нее и в селе и по радио столько, что в голове не помещается, — думала она. — А может, ничего этого на самом деле и нет... и неизвестно еще, станут ли есть ее наши коровы...» Она решила осмотреть все своими глазами, потрогать своими руками, а заодно и принести охапку на ферму, попробовать, что из всего этого получится.

Еще издали она заметила, что торфяник, несколько лет назад отвоеванный у болот и не приносящий пока никакой пользы, выглядит совсем иначе, чем прежде. Трудно было сказать, хорошо или плохо растет там кукуруза, но вместо серых трав, которые там обычно виднелись, земля густо зеленела. Вблизи все это выглядело еще лучше — высокие стебли кукурузы, раскинув по бокам широкие листья, вынесли кверху острия, на которых, словно флажки на пиках, покачивались метелки.

Правда, кукуруза не везде была ровной и одинаково хорошей, попадались и такие места, где росла она пониже и пореже. «Ничего, — размышляла Агата, — если только коровы будут есть ее, так, может, и получится толк...»

Неожиданно ее окликнул Самусевич, и она даже вздрогнула.

— Носит тебя, лешего, повсюду!

Самусевич засмеялся.

— Мои владения, хочу — хожу, хочу — лежу... Ну, что скажешь теперь?

— Посмотреть надо...

— Смотри, смотри, мне не жалко, денег не возьму... Самусевич такой, Самусевич сякой, а он раз — и на выставку! — похвалялся бывший председатель колхоза.

— Подумаешь, достижение — посеял, а она выросла...

— Ишь ты! — обиделся Самусевич. — Это коровку покормил да подоил, вот тебе и все... А тут при-ро-да! К ней подход нужен, с ней воевать приходится... Я ее, черта, и пересевал, и суперфосфатом кормил, сам даже на коленках ползал, каждую травинку собственными пальцами вычесывал... Посеял и растет, на-ка, возьми!

— Вот если бы ты раньше каждую рюмку так выпалывал, как сорняки, давно бы дела пошли, — напомнила Агата.

— Ты опять за свое! — насупился Самусевич. — Сын у тебя обходительный человек, а ты бодливая... И что женщина понимает в водке? Ее все пьют, все через нее проходят, только одни успевают быстро проскочить, без шума, а другие, которым не везет, задерживаются на время... Тут все с умом надо разбирать.

— Ладно, — засмеялась Агата, — это ты сам разбирай, может, еще книжечку напишешь, поделишься опытом с молодежью. А что хорошо, то хорошо! Только давай проверим — отнесем коровам.

Самусевич, дрожавший за каждый стебель, поколебался, но в конце концов согласился:

— Попомни мое слово, сожрут без выпивки...

Как это ни странно, Самусевич испытывал удовольствие оттого, что помирился с Агатой. Долго длилась их скрытая война, и немало горьких и злых слов сказано ими открыто и за глаза. Теперь Самусевич был рад: Агата, и притом первая, признала его заслуги. Что касается Агаты, то ее особенно умилила зеленая стена кукурузы. Ведь прежде в Долгом всегда ощущалась острая нехватка кормов и немало весной раскрывалось соломенных крыш, чтобы не дать погибнуть скотине...

Кузьма Шавойка, явившись на станцию, сообщил Никифоровичу:

— Проходил мимо фермы, а там Агата телят кукурузой потчует... Если Самусевич узнает — побить не побьет, а крику на все село будет...

— Да он посмирнел вроде...

— Кто его знает... Он же на выставку метит, а ему урожайность снижают!

— Ладно, — сказал Никифорович, — там без нас разберутся, а мы давай свое дело кончать... Скоро, сынок, я в Ленинград подамся, внукам сказки рассказывать, а тебе, может, дежурить тут придется... Важное это дело, Кузьма... Вот повернешь ты одну ручку — в Эглайне свет зажжется, люди подумают: гляди, Кузьма Шавойка нам свой привет посылает! Повернешь другую — в «Пергале» Мешкялис скажет: ишь ты, точно действует Кузьма, словно в Литовской дивизии... Про Долгое и говорить не приходится, тут девчата вздохами изойдут...

Кузьма не знал, шутит дед или вправду говорит все это, и смущенно проговорил:

— Я, дед Янка, понимаю все это. Только боязно — сумею ли я со всем этим справиться?

— Я тоже университета не кончал, а вот могу кое-что... Книжки почитывай, глаза раскрытыми держи да помни: человек тогда человеком становится, когда у него дело из рук не валится...

Со двора донесся шум.

Кузьма вышел и вскоре вернулся.

— Марфочка ребятишек своих привела, цветы сажать собираются...

— Ага, выполнение международных договоров! — усмехнулся Никифорович. — Ну хорошо...