Вкладывая в свой приказ силу, я сосредоточился на том, чтобы направить магический поток на разделение горы. Ввинтиться в неё, раздвинуть породу и спрессовать камень в непробиваемый монолит, который обрамлял сам тоннель. Получившийся минерал был по прочности близок к алмазу, настолько крепким его делало бешеное магическое давление. В цепочке позади меня стояли другие маги земли. По взмаху руки они начинали подпитывать моё заклинание, а я лишь направлял поток их силы. Порой я отмечал для себя жилы с драгоценными камнями или металлами и вытягивал их на поверхность, чтобы сделать для Каты какую-то безделушку. Она радовалась им, как ребёнок. Её искренние эмоции наполняли теплотой, и мне нравилось смотреть, как она улыбается, как тянется ко мне, чтобы поцеловать в благодарность.
Отвлёкшись, я едва не упустил контроль, но быстро сосредоточился. Обычно я выкладывался до обеда, а затем распускал остальных и оставался на время, чтобы поработать в другом направлении. Сделанные мною писала пользовались огромной популярностью, и одни из первых весенних кораблей, что отправлялись с товарами в Минхатеп и Шемальяну, должны были везти сотни моих изделий. Эта дополнительная подработка приносила неплохие деньги, тем более что в забое тоннеля я всегда мог найти интересный камень или минерал для изготовления корпусов писал.
Они уже принесли сотни золотых дохода, и останавливаться на этом я не собирался.
Продвигаясь вперёд, я почувствовал в толще породы несколько аметистовых жеод. Прекрасно. Аккуратно отделив их от остального горного массива, я отобрал лучшие для себя, а остальные передал магам Ковена.
Сегодня я уже не сердился на Кату, а воспринимал её желание как вполне закономерное. Она любит и хочет выйти за меня замуж. Разве можно её за это осуждать? Нет, конечно, ведь я — лучшее, что случалось в её жизни, и это естественно, что она хочет быть со мной. Было бы странно, если бы она не хотела или оставалась равнодушной. Пожалуй, стоит преподнести ей подарок. Мысленно воскресив в памяти лиловые цветы из её мира, которые ей так нравились, я с интересом подумал про аметистовые жеоды в моей сумке. Даже любопытно стало, получится или нет.
К обеду силы стоящих позади меня магов иссякли, а я ещё продолжал работать над упрямой породой. Был в этом тяжёлом, изнуряющем магическом труде один большой плюс: каждый раз выкладываясь до донышка и исчерпывая свой запас магических сил, я становился сильнее и быстрее восстанавливался. За месяц такой работы я сильно продвинулся в увеличении своего резерва. При обычных обстоятельствах на это потребовались бы годы. Впереди у меня ещё два-три месяца подобной работы, из которой я выйду гораздо сильнее, чем был раньше.
Кроме того, мне нравилось смотреть на плоды этих усилий: гладкие, блестящие антрацитовые стены тоннеля вызывали чувство удовлетворения. Пусть город состоит из убогих, плохо сработанных домов, но тоннель я им сделаю идеальный. Это будет произведение искусства, на которое грядущие поколения будут смотреть с восхищением. Я уже наметил стиль и тип резьбы, которую пущу по гладким бокам, когда доберусь до той стороны. И даже набросал эскизы наружных арок, которые будут служить входом. Если уж я вынужден делать работу, то сделаю её так, что результат будет поражать изяществом и великолепием. Я — перворождённый, и не умею иначе.
[1] «Разделиться, образовать горный проход или расщелину», — перевод с магического языка перворождённых.
Глава 8. Первый день последнего месяца весны
Катарина
Взглянув на погруженную в дело Лилю, я улыбнулась.
Подруга, высунув и сосредоточенно прикусив кончик языка, осваивала новое лечебное заклинание. Целительское дело увлекало её так сильно, что стоило больному попасть в её руки, как он подвергался полнейшей, всеобъемлющей диагностике с последующим принудительным лечением. Вот и сейчас ярко-синяя птичка в её руках нервно трепетала и вырывалась из добрых рук. Сломанное крыло Лиля уже давно вылечила и теперь просто изучала строение своего невольного пернатого пациента. Кажется, этих птах называли синесолками.
Весна пахла одуряюще. Последний месяц Танарил часто водил меня на прогулки в бордовый лес, и мы ночевали под открытым небом под шелест молодой багряной листвы. Не могу сказать, что мне нравились эти походы. Всё-таки я предпочитала иметь под боком удобства и спать на мягком, но поговорить с Танарилом об этом не решалась. Постоянно приходилось уступать, но чего не сделаешь ради любви?
Лес здесь сильно отличался от привычного мне. Деревья со светлыми, беловатыми или серыми стволам величественно тянули окутанные багрянцем ветви к небу. Листва у некоторых отливала тёмно-вишнёвым, но попадались и алые, сочно-вызывающие кусты. Разнотравье в лесу радовало буйными оттенками бордового и пурпурного, а цветы обращали к солнцу белые, светло-голубые или лиловые бутоны. Совершенно иная природа.