Поскольку всё в конце концов приносит свои плоды, был достигнут реальный результат: движимая самыми чистыми намерениями социалистическая коммуна Булони, независимая от Парижа, хотя и представляющая заметный парижский сектор промышленности и рабочего населения, обзавелась муниципальным законом, запрещающим отныне строить дома выше пяти этажей. Сам же я успел завершить на границе этой коммуны, прямо возле крепостного пояса Наполеона Третьего, последнее нормальное семиэтажное здание и проживаю в мансарде, на восьмом и девятом этажах. Я живу на высоте двадцати двух метров, а мой друг Харрисон работает в Рокфеллер-центре на высоте двухсот пятидесяти метров. И когда мы в одну и ту же секунду входим в наши лифты, то через сорок пять секунд одновременно оказываемся возле наших дверей. Читатель, позволь спросить тебя: когда Делези [43]
назвал свою книгу «Противоречия современного мира», не обратил ли он уже внимание на то, что наш шарик наворачивает не слишком равномерные круги и что в этот век уверенности мы тонем в сомнениях?За последние десять лет Нью-Йорк вознесся к небу; но Советы в Москве выступили против небоскреба, признав его «капиталистическим». Денатурализация вышеупомянутых объектов.
Кроме того, за это время Нью-Йорк, построивший слишком много слишком маленьких небоскребов, истощил свою почву, разрушил свои улицы до такого состояния, что муниципалы растерялись. Они уже не знают, совсем не знают, что делать с городом, его улицами, истерзанным движением. И подарили себе сияющие в синем небе Манхэттена соборы.
Я не беспокоюсь. Американцы достаточно сильны, чтобы понять, что это чудесное цветение «Великого Преуспеяния» должно быть уничтожено и заменено столь же благородным, но более действенным инструментарием. Небоскреб-орудие, сочетание высоты и площади освободившейся поверхности – вот грядущее дело Нью-Йорка. Это станет третьей метаморфозой города. Чуть дальше в своей книге я раскрою эту тему с технической точки зрения.
7
«Небоскребы выше, чем архитекторы»
Во время того своего десанта в Америку я был настроен пошутить. Через два дня я так ответил на вопрос моего друга Брукса, редактора
То есть я хотел сказать, что сегодня главное достоинство американского небоскреба в его высоте. Это касается метража, величины, что не имеет ничего общего с самой архитектурой, свойством, архитектурным чудом.
Я был буквально шокирован нехваткой воображения во множестве случаев, когда можно проявить
Странное дело, несостоятельными оказываются небоскребы современной архитектуры. Небоскребы итальянского Возрождения, вопреки тому, что я представлял себе прежде, чем увидел их, отменного качества. Потому что до 1925 года игру определяли Брунеллески или Палладио. После 1925 года, после шумных публичных заявлений нашей исторической Выставки декоративного искусства – этого мероприятия, которое позволило толпе заявить, что она желает «жить по-современному», и обнаружило, что профессиональное сообщество совершенно не готово соответствовать ее прекрасным чаяниям, американцы сделали решающий шаг. Результатом стало появление «стиля 1925 года» – бедного, плоского и фальшивого, как лепнина для парикмахерских салонов. Они тоже доказывают нам своими трудами, что лишь продолжительные и глубинные действия могут привести к проявлению архитектуры. Они оказались ниже своего дела; эта современная архитектура убога как в целом, так и в деталях. Вот почему ее присутствие я расцениваю как временное; ее годы сочтены. Однако, поскольку там строят, воплощают, множат опыт, прогресс уже виден, эволюция совершается. Безупречное качество исполнения вызывает у нас законное восхищение. Дремлющие в своих креслах французские академики, знайте, что Нью-Йорк строит бесконечно лучше, чем мы, и что когорты американских рабочих отныне стали мэтрами строительного дела – этого передающегося из века в век чуда, и что всеобщая деградация достигла наших пределов. Американские слесари, каменщики стали нашими учителями.