Когда солнце встанет на западе (СИ)

Под тяжелым взглядом мужчины поспешила исправиться:

— Не заключил. Прости, привычка.

Взгляд Миарона стал чуть спокойнее:

— Сейчас уже не важно, почему не заключил. Важно другое.

— И что же?

— Ты моя истинная. Моя ния.

Я просто онемела, глядя на мужчину широко раскрытыми глазами. Что можно и нужно говорить в такой ситуации, понятия не имею. В голове теснились тысячи мыслей одновременно:

— Но как? С чего ты взял?

— Браслет сам собой просто так расстегнуться не мог. Да и чувствую я.

— Эми… Вот так, просто? Чувствуешь?

Я была неимоверно растерянна. И,кажется, Миарон это понял:

— Мне сложно это описать словами. Наверное, это сродни тому чувству, когда ты с закрытыми глазами чувствуешь жар, и понимаешь, что можешь обжечься. Или чувствуешь холод, и понимаешь, что нужно одеться, чтобы не замерзнуть.

— Это сложно понять..

Миарон снова потер лоб и вздохнул:

— А я, признаться, не знаю, как объяснить. — и морунец окинул меня взглядом — Вот скажи, после нашей с тобою встречи, с тобою ничего не происходило необычного, не характерного для жителей Земли?

Я пожала плечами. Да вся моя жизнь не характерна для современников. Начиная от бизнеса и заканчивая странной длительностью молодости. А, может, это оно и есть? Я поспешила озвучить:

— Единственная страстность — это моя внешность, затянувшаяся молодость.

Миарон не понимающе на меня смотрел.

— Ну, ты же видел мою подругу Нолу? — дождалась утвердительного кивка — Мы с нею одногодки, учились вместе. Долгое время жили рядом, ели одну пищу, пользовались одинаковой косметикой. Только она выглядит на свои годы, а я словно застряла в прошлом, словно время для меня остановилось!

Миарон озадачился:

— Как-то не задумывался, что вы одногодки.

— Тем не менее, это так. Как-то меня обследовали врачи. Но не нашли абсолютно ничего. Просто вдруг у меня в запасе оказалось гораздо больше возможных ста лет.

— Я думаю, это наша связь. Морунцы живут в среднем пятьсот-семьсот лет. А земляне, что же, только сто?

— В среднем девяносто-сто десять лет.

Морунца перекосило:

— Всего лишь? А как же мой сын? Сколько он проживет?

Я раздраженно вздохнула. Мы опять вернулись туда, откуда начали. Вот только если опять поругаемся, то ничего хорошего не выйдет. Упрямый баран!

Видя, что я молчу и не желаю отвечать, Миарон неожиданно прикрикнул на меня:

— Отвечай! Не может быть, чтобы ты не показала мальчика врачам!

И я разозлилась окончательно:

— А с чего ты взял, что являешься отцом моего сына?

Морунец от возмущения даже в струнку вытянулся, но, против ожидания, не заорал:

— Да потому, что твой сын морунец. Но, поскольку ты моя истинная, то и родить могла только от меня! К тебе же теперь ни один морунец и пальцем не прикоснется!

Я поперхнулась воздухом. Вот так новость! Я даже предположить не могла такой поворот. И что теперь делать? Я просто не могу позволить чертову инопланетнику отобрать моего ребенка! Мысли вновь, в который раз за сегодняшний вечер понеслись вскачь. Только решение не находилось. Я смотрела на морунца, и мне дико, до потери пульса захотелось чем-то его ударить. Посильнее. Так, чтобы стереть выражение превосходства с его холеного лица. Чтобы причинить боль. А еще лучше убить. От собственных кровожадных мыслей стало страшно самой. И я разъяренной кошкой зашипела на мужчину:

— Ты сможешь отобрать у меня ребенка тогда, когда солнце встанет на западе! Так и знай!

Морунец скривился:

— За какие грехи меня наказывают Забытые?

Глава 12

Всю ночь я прокрутилась с боку на бок. Сон отказывался принимать меня в свои объятия. Тишина пустого дома сегодня не успокаивала. С Миароном мы вновь разругались. Так что ничего хорошего встреча не принесла. Если, конечно, не считать благом известие о том, что, вероятнее всего, я проживу где-то четыре-пять человеческих жизней благодаря какой-то мистической связи с морунцем. В остальном ничего хорошего.

Миарон твердо заявил, что, раз он не может больше жениться, и другая не сможет родить ему наследника, поскольку он образовал связь с единственной, то он заберет моего ребенка. Я, в лучших традициях древних домохозяек, закатила ему истерику с обвинениями и оскорблениями. Теперь мне было стыдно за свое поведение. Пригласила в гости не на ужин, а на истерику!

Я таращилась в темный потолок спальни и думала, думала, думала. Ссориться с морунцем не хотелось. Что-то глубоко внутри меня отчаянно этому сопротивлялось. Но и отдать просто так своего ребенка, отпустить в неизвестность, а самой остаться на знакомой и спокойной Земле, я просто не могла.

В какой-то момент всплыла мыслишка: ”А если бы Миарон позвал с собой не только Адама, но и тебя с Евой?”. Но я даже мысленно побоялась такое допустить и тут же затолкала предательскую мыслишку как можно дальше в глубины сознания, напоследок прикрикнув на себя, что, мол, ни меня, ни Еву, никто никуда не зовет.