Когда сверкает молния

— Израель Львович, — обратился к нему секретарь парткома Нургали Гаязович, — думаете, почему я настаивал на немедленном пуске? У тебя одно дело — цех, а у меня весь комбинат на плечах. Завтра, кстати, заседание парткома, должны утверждать решение цеха о приеме Локтева в кандидаты. Тоже ведь дело давно тянется. С этой перестройкой — сабантуй настоящий, ни дня, ни ночи покоя. Так что завтра партком, учти...

 

...Усталый и удовлетворенный пуском установки Виктор Иванович прыгнул в трамвай, идущий от комбината к городу. Народу было немного, часы пик уже миновали, можно было бездумно и легко смотреть в приоткрытое окно. За стеклами перед взором медленно плыли сады с дощатыми, будто игрушечными домиками. Город и комбинат отделял друг от друга зарумянившийся яблоками сад, где мило, по-деревенски копошились на крохотных участочках дачники.

И нешумность трамвая, и теплый без ветра вечер — все располагало к спокойным раздумьям. Но покоя не было. Его волновала мысль, поймет ли правильно Николай, что без него пустили установку? «Врешь, — кто-то шебуршился внутри, — вовсе не это тебя беспокоит, а другое, более существенное...»

Пуск установки — действительно — полбеды. Главное, чего, пожалуй, не только Николаю, но и ему не понять никогда — это то, каким образом в окончательных документах изобретения не оказалось фамилии Локтева?.. Заканчивая последние выкладки будущей линии воздухозабора и в соответствии с этим — модернизации установки, он упустил фамилию Локтева. Все получилось легко, машинально...

Трамвай остановился у железнодорожного вокзала. Не успел Виктор перебежать перрон и миновать небольшое вокзальное зданьице, как неожиданно увидел Николая.

— Колян! — крикнул он.

Локтев долго смотрел на Виктора, не узнавая его.

— Ты что, не признал, что ли?

Николай подошел к другу, протянул руку.

— Здорово!..

— Тебя с самого утра в цехе разыскивали, где ты пропадал?

— Как разыскивали? — удивился Николай. — Я же звонил, предупреждал. Думал, что все уладят и на завтра отложат.

— Хороши шуточки! — неподдельно суровым голосом ответил Виктор. — Его отыскать не могут, а он прогуливается... Там целая комиссия нагрянула, кого только не было!

— Ну и пускали бы без меня! — спокойно отозвался Николай. — Все же готово было к пуску...

— Вот и пустили, ждать не стали, — он резко обернулся к Николаю, стараясь разглядеть по лицу, не вызовет ли сообщение гневных разочарований, и добавил: — Сам на себя пеняй!

— Правильно сделали! — неожиданно услышал в ответ Виктор.

Такой развязки в создавшейся ситуации он никак не ожидал и потому заметно обрадовался. Они шли узким тротуаром к городу. Рядом, на уровне плеч пенились листвой молодые акации. Спадала постепенно летняя дневная жара. Осела привычная пыль, поутихли улицы, освобождаясь от бесконечного множества машин. Разговаривали по-деловому сухо и неторопливо.

— Жалко, конечно! — успокаивал себя Николай. — Столько нервишек порастратил с этой затеей, а самому пустить не довелось! А хотелось! Ночами видел нашу установку...

— Говорят, Павел Петрович умер? — спросил Виктор. — Ты на похоронах был?

— Да, похоронили прораба... Хожу вот сам не свой.

Виктор еще при встрече заметил, как изменился Николай, пообмяк, лицо посерело, темно-стальные глаза глубоко ввалились. Он легонько хлопнул его по плечу, обнял, привлекая ближе к себе.

— Ты брось все так близко к сердцу принимать! — заговорил Виктор. — Никто не уйдет от смерти, никто не знает, где и когда... Пойдем лучше в кабак! Может, хлопнем по маленькой? Давно уже не баловались, как связались с твоей чертовой идеей, так и забыли обо всем на свете! Пойдем...

— А правда, давай забежим. Посидим, подумаем...

В ресторане было душно от невкусной провинциальной кухни, от пивных бочек, официанток, от пьяноватой оравы завсегдатаев. Рабочий день только недавно закончился, а их здесь — хоть в штабеля укладывай. Отыскали свободный столик в дальнем углу рядом с низкими подмостками, на которых размещались деловитые, не обращающие внимания ни на кого местные оркестранты.

— Хоть бы не заводили подольше свою шарманку! — кивнул подбородком в их сторону Николай. — Затрубят так, что слова не вымолвить, хоть уши затыкай — все заглушат.

Они сели за столик, покрытый жеваной скатертью с желтыми большими разводьями от пролитого пива.

— Водки закажем? — постучал пальцем по фужеру Виктор.

— Нет, не хочется сегодня, давай пива возьмем.

— Да ну, в нашем городе не пиво — моча детская, — недовольно повел плечами Виктор.

— Тогда вина...

Заказали рислинга. Мясных блюд не было.

— Рыбная неделя! — влад засмеялись оба.

— Вина и фруктов! — дурачась, пробубнил Виктор и после умышленной паузы добавил, прищелкивая пальцами: — Сто грамм и луковицу!

— Треску закажем? — спросил Николай.

— Зачем? Хек есть — любимец народа и публики.