Когда танцует Доринда

— Нераспечатанную бутылку Монне номер 5,— объявил Шейн не задумываясь,— два бокала для коньяка и два стакана воды со льдом.

Официант слегка вздрогнул, но тут же вежливым кивком дал понять, что понял желание Шейна и поспешно удалился.

Снова раздались аплодисменты. Билли Лав низко склонилась перед зрителями, щедро демонстрируя поклонникам внушительные объемы своего бюста. Судя по всему, она была не прочь сорвать еще один взрыв оваций, но была вовремя остановлена появившимся на сцене конферансье. Рассыпая во все стороны улыбки и воздушные поцелуи, Билли с достоинством исчезла за кулисами. К микрофону подошел стройный женоподобный молодой человек. Когда луч прожектора осветил его густо нарумяненное лицо, он начал весьма рискованный монолог, который мог оказаться смешным разве что в устах куда более талантливого комика. Заработав лишь несколько слабых смешков от женской половины аудитории, он посмешно ретировался, уступив место тенцевальному дуэту. Луч прожектора метнулся к потолку, давая танцорам время выйти на сцену.

Появился официант с бутылкой Монне, бокалами и двумя стаканами воды со льдом. Предоставив Шейну возможность самому убедиться в нетронутости печати, официант откупорил бутылку и торжественно наполнил пузатые бокалы.

— За твои стальные нервы, Майкл,— провозгласил, улыбаясь, Рурк и, чокнувшись с приятелем, одним духом осушил бокал.

— Лучше назови это характером,— отозвался Шейн.— Я перестал бы уважать себя, если бы позволил им напоить себя той дрянью, которую они обычно наливают в пустые бутылки из-под Монне.

— А Лаури, похоже, сумел добиться изрядного прогресса, если получил такую работенку,— продолжал Рурк, вновь наполняя свой бокал.— Я наблюдал за ним…

— Его путь наверх был обеспечен успешной торговлей наркотиками,— прервал приятеля Шейн.— Вероятно, он снова вернулся к рэкету и теперь обеспокоен тем, как вернуть своих постоянных клиентов.

Глубоко запавшие глаза репортера лениво скользнули над головами завсегдатаев клуба.

— Даже при полном освещении я не могу найти в большинстве из них ничего особенно порочного, Майкл. Клерки судовых компаний, разбавленные десятком-другим крупных бизнесменов и директоров Воскресных школ.— Он хитро подмигнул Шейну и заметил: — Разумеется, предложением выпить за счет заведения мы обязаны главным образом моему статусу журналиста, но что касается Монне — это целиком твоя заслуга, Майкл.

— Может быть.

Некоторое время они сидели молча, смакуя коньяк и запивая его водой со льдом. Наконец танцевальный дуэт закончил свое выступление и сопровождаемый вежливыми аплодисментами зрителей покинул подмостки. Их место занял уже знакомый конферансье, выразительным жестом руки попросивший аудиторию сохранять тишину. Но еще прежде, чем он успел объявить следующий номер, лампы электрического освещения начали постепенно меркнуть. На мгновение в зале наступила полная темнота. Аудитория замерла. Прозвучали звуки фанфар, и подмостки осветились голубыми лучами прожекторов.

Внезапно откуда-то из темноты в полукруг огней впорхнула миниатюрная фигурка танцовщицы, грациозно приземлилась на носок правой ноги. Классически совершенные линии ее стройного обнаженного тела были едва различимы в вихре неистового танца, бешеный темп которого не замедлялся ни на мгновение. Танцовщица была подвижна, как ртуть, и грациозна, как вакханка, танцующая под свирель Пана, способная одним движением передать радость юности и свободы, неукротимость желания и изысканное кокетство.

Удачное сочетание музыки и хореографии, многократно усиленное мастерством и непосредственностью молодой исполнительницы, заворожили зрителей. Время, казалось, остановилось. Шейн не отрывал глаз от сцены, пытаясь уловить выражение лица танцовщицы, которое могло бы послужить ключом к пониманию ее характера, но его голова с коротко подстриженной шевелюрой машинально покачивалась в такт движениям обнаженного тела. В горле детектива стоял комок. Танец оборвался так же неожиданно, как и начался. Прожекторы разом погасли. Несколько секунд в кромешной темноте было слышно лишь тяжелое дыхание сотни людей, мгновенно сменившееся громовыми аплодисментами.

Когда в зале снова вспыхнул свет, на сцене, кроме оркестрантов, уже никого не было. Оркестр исполнял новую мелодию, едва слышную из-за топота ног и криков восторженных зрителей.

Доринда!

Появление конферансье заставило умолкнуть музыкальные инструменты. Но потребовалось еще несколько минут, прежде чем он смог произнести сакраментальную фразу: «Доринда благодарит всех присутствующих».

Снова заиграл оркестр.

— Ты когда-нибудь видел что-либо подобное, Майкл,— произнес репортер сдавленным голосом.— Ей-богу, если бы она была моей дочерью, я приложил бы все старания, чтобы заставить ее продолжать выступления. Даже если бы это означало крах демократии во всем мире.

— Только не в «Ля Рома». Она достойна и Карнеги Холла,— с энтузиазмом откликнулся детектив.