Когда тебе пятнадцать

Владимир Андреевич Добряков Когда тебе пятнадцать

Глава первая

Школа стояла на перекрестке улиц Репина и Ломоносовской. После уроков дверь на тугой пружине от лихого толчка первого, самого расторопного мальчишки распахивалась и потом, не успевая закрываться, пропускала нескончаемые потоки истосковавшихся по воле ребят. И никто из них не в силах был пренебречь ледяной дорожкой, тянувшейся вдоль школьного двора до самого выхода на улицу.

Прекрасная дорожка! Ровная, скользкая, пробежишь по снегу четыре-пять шагов — метров десять катишься, душа поет, все неприятности, если за пять-шесть долгих уроков таковые случались, вмиг забываются.

А Косте и забывать было нечего. Отец вчера пришел поздно, Костя без помех выучил все уроки, почитал журнал «Наука и жизнь», успел поиграть с Юлькой в шашки. Семилетняя малявка играла цепко, никаких поблажек от брата-восьмиклассника принимать не желала. Играли до трех партий. Юлька две из них продула, едва не заплакала, и Косте в третьей, решающей, пришлось немало проявить выдумки, чтобы, не вызвав у Юльки подозрений, «зевнуть» выгодный ход. Белая шашка сестренки тотчас прорвалась в дамки и обратным ходом лихо слопала двух его черных удальцов. В общем, такой устроила погром, что и пожелай Костя отыграться — уже не смог бы. Обрадовалась Юлька и, заставив верзилу Костю встать на коленки, взобралась на него, как на лошадь, еще и пятками под бока пришпоривала. Все стерпел Костя, он любил и жалел Юльку, которой так мало радости выпадало дома. Костя мотал головой, пофыркивал и ржал, как заправский конь. Легонько потряхивая счастливую сестренку на спине, он провез ее три полных круга по комнате и даже собирался завернуть в кухню, но Юлька потребовала:

— Скачи по лугу!

«Луг» — зеленая ковровая дорожка — тянулся от двери, мимо кушетки к телевизору, потухшему и замолчавшему еще в начале осени.

Костя «проскакал» лишь до половины дорожки — увидел бурое, с тарелку величиной, давно примелькавшееся пятно и сказал:

— Приехали. Слезай…

Особенно прилежно Костя проштудировал страницы, заданные Валентиной Викторовной, которая была и классным руководителем в их 8-А. И вовсе не потому, что боялся: вдруг спросят? Не в том дело. Просто к географии он относился с большим интересом. Страны, моря, горы — все манило его. Все хотелось увидеть. Сам Костя пока нигде не был, за свои пятнадцать лет лишь два раза выезжал из города в пригородные пионерские лагеря. Еще Костя любил смотреть передачи «Клуба путешественников». Ни одной не пропускал. А теперь вот не работает телевизор…

Географию Костя учил вчера не напрасно — ответом его Валентина Викторовна осталась довольна. Красными чернилами старательно вывела в дневнике «5». Когда Костя повернулся, чтобы идти к своей дальней парте, то заметил: Таня Березкина, держа перед собой руку, подняла большой палец вверх — здорово ответил, молодец!

Почему именно таким образом Таня отреагировала на Костин ответ, было не совсем ясно. Оттого, что она — комсорг класса, член редколлегии школьной радиогазеты и еще ответственная за учебный сектор? Может быть. Вполне… Впрочем, вряд ли только это… Да, что-то в последние дни в Березкиной изменилось… Как бы там ни было, а Таниному поднятому пальцу Костя, словно первоклашка, сильно обрадовался.

И на других уроках у Кости не случилось никаких неприятностей. Ничем не огорчили его и минуты коротких переменок. Наоборот, перед началом последнего, пятого, урока Березкина сама подошла к нему в коридоре:

— Гудин, так не забудь: завтра — лыжный поход.

Ему было неудобно при ребятах показать свою радость, и он с излишней серьезностью посмотрел в Танины дымчато-серые глаза:

— А кто еще идет?

— Все читали объявление. Соберутся. Не променяют же снег и лыжи на телевизор. Сбор — в десять. Придешь?

Это последнее «придешь» она произнесла тихо, будто одному Косте, и даже непонятно было — услышал ее вопрос кто-нибудь из ребят или нет.

Олег Чинов на его месте наверняка взял бы под козырек: «Танечка, с тобой хоть в космос и даже… в зубоврачебный кабинет!»

Не ударил бы в грязь лицом и Петя Курочкин, влюбленный, по его словам, в Березкину с пятого класса и время от времени посылающий ей с последней седьмой парты стихотворные послания (преимущественно из четырех строк). Тайны из своих чувств он не делал и тем, кто желал услышать, охотно цитировал свои творения:

Надежда — не одежда,
Ее, увы, не снять.
Березка! Есть надежда
Мне к сердцу вас прижать?

Но Петю Таня насчет «сердца» явно не обнадеживала, и тому ничего не оставалось, как сочинять новые «шедевры».

А вот Костя сплоховал — растерялся от прямого Таниного вопроса и лишь кивнул, потупившись. Зато весь урок он через каждую минуту поглядывал на первую парту, где сидела Березкина. «Интересно, — думал Костя, — по какой улице она сегодня пойдет?..»