Когда-то, давным-давно

Недоброжелатели графини распускали слухи, что эта женщина была столь дерзка, что ничто на свете не могло заставить ее побледнеть. Конечно, графиня Бельвейн имела ряд недостатков, но именно этот в их число не входил: глядя на занесенный над нею сверкающий клинок, она была бледна как мел. Тысячи мыслей вихрем проносились в ее голове: как потом будет раскаиваться король, как ее будут воспевать менестрели, будет ли опубликован ее Дневник, но, в основном, она проклинала себя за то, что ей вдруг пришло в голову разыграть такую дурацкую мелодраму.

Король вздрогнул, пришел в себя и страшно сконфузился. Потом закашлялся, чтобы скрыть смущение, и подал руку графине, помогая ей подняться.

- Графиня, что это с вами? Просто нелепо. Неужели вы думаете, что я позволю вам жертвовать собой, да еще в такое время? Присядьте и давайте обсудим все по порядку.

Оглушенная бурей чувств, Бельвейн сидела, крепко прижимая к груди драгоценный Дневник. В эту минуту жизнь казалась ей особенно прекрасной, единственным темным пятном было то, что менестрели все-таки, по-видимому, не сложат о ней песен. Ничего не поделаешь, нельзя же получить все разом.

Король решительными шагами расхаживал по залу и говорил:

- Я отправляюсь на войну и оставляю горячо любимую дочь. Разумеется, в мое отсутствие править страной будет она. Но я хочу, чтобы Гиацинта знала, что в любую минуту может обратиться к вам, графиня, за поддержкой и помощью. Уверен, что полностью могу на вас положиться, поскольку вы только что представили мне неопровержимое доказательство вашей преданности.

- О, что вы, ваше величество! - протестующе воскликнула графиня и с торжеством отметила про себя, что труды не пропали даром.

- Гиацинта еще совсем девочка, - тем временем продолжал король. - У нее нет никакого опыта. Она нуждается...

- В руководящей материнской руке, - мягко подсказала графиня.

Веселунг смешался и отвел глаза в сторону. Вообще-то, ему следовало бы немедленно объясниться. Но... но столько еще нужно успеть до завтра... Пожалуй, лучше отложить это до конца войны.

- У вас не будет никакой официальной должности, кроме прежних, - продолжил он поспешно, - но я хотел бы, чтобы принцесса во всем следовала вашим советам.

С некоторых пор графиня только об этом и мечтала, но, конечно, в подобной ситуации необходимо было проявить подобающую скромность.

- Я сделаю все, что в моих силах, ваше величество, - с радостью. Но разве Советник...

- Советник поедет со мной. Он, конечно, не боец, зато силен в заклинаниях. - Король огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что они одни, и продолжал, понизив голос: - Он как-то говорил, что разыскал в архивах одно очень сильное заклинание. Если нам удастся применить его перед первым сражением, наши доблестные войска смогут... ээ... проявлять свою доблесть, почти не встречая сопротивления.

Графиня застенчиво пролепетала:

- Но есть же и другие образованные мужчины... Они гораздо лучше разбираются в государственных делах, чем мы, бедные женщины ("Что за чушь я несу", - думала она про себя), и они смогут дать ее высочеству несравненно более ценные советы...

- Такие мужчины, - прервал ее Веселунг, - понадобятся мне самому. У меня каждый человек на счету! В войне с Бародией будет участвовать все мужское население Евралии, поэтому наша страна на некоторое время превратится в страну женщин. - Он искоса взглянул на графиню и улыбнулся. - Это будет страна, в которой... ээ... каждый... то есть...

Было совершенно очевидно, что король изо всех сил старается и никак не может придумать что-нибудь очень галантное, и графиня по доброте души решила избавить его от мучений.

- О, ваше величество, - она потупила взор, - это, право, слишком любезно с вашей стороны...

- Д-да нет, нисколько, - растерялся король, пытаясь припомнить, что же он такое сказал. В конце концов он предпочел откланяться. - К сожалению, графиня, я должен вас покинуть. У меня масса дел.

- У меня тоже, ваше величество. - Она сделала реверанс и вышла из зала, зажав под мышкой Дневник.

А Веселунг, который никак не мог избавиться от ощущения какой-то внутренней неудовлетворенности, вернулся к письменному столу и взялся за перо. Когда десять минут спустя Гиацинта заглянула в библиотеку, весь стол был завален обрывками бумаги, и она невольно наткнулась на несколько примечательных фраз:

"В подобной стране я стал бы счастливейшим из подданных..."

Остальные были еще короче:

"Это, дорогая графиня, было бы моей..."

"Страна, в которой даже король..."

"Счастливая страна..."

Последнее было зачеркнуто и поверх него написано:

"Плохо!"

- Отец, что все это значит?

Веселунг вскочил, покраснев до корней волос.

- Ничего, дорогая, ничего... Я просто... Видишь ли, мне, безусловно, необходимо будет обратиться с речью к народу. Вот я и набросал несколько... Как бы то ни было, они мне больше не нужны.

Он сгреб клочки в кучу, смял их и бросил в корзину для бумаг.