Когда цветут эдельвейсы

Не дожидаясь Васькиного ответа, посмотрела ему в глаза и полушепотом спросила:

— А ты возьмешь меня с собой в тайгу на соболевку? — Не ожидавший подобного вопроса Васька изумленно вскинул брови:

— Ты хочешь в тайгу на сезон? В этот холод и снег?

— Ну и что же такого — холод и снег! Я же не виновата, что меня туда тянет... Что молчишь? Не хочешь брать с собой обузу?

— Нет! — улыбнувшись и нежно прижав девушку к своей груди, ответил он. — Я не боюсь! Просто поражаюсь тому, что из тебя получается настоящий любитель природы!

Оля расплылась в улыбке и сама для себя заключила:

— Значит, берешь!

Тишина полуденного зноя деревенской улицы известна любому сельскому жителю. Палящее июльское солнце разогнало людей в тень, под крыши, хоть немного спасающие от жары. Отходившие свое на сенокос старики-домовики, завалившись по кроватям, мнут бока, отключившись от мирской суеты на часок-другой. Младшая часть населения, дети в возрасте до десяти лет, оккупировали берега текущей за огородами реки и резвятся в ее теплых водах. Изредка по пыльной дороге прогремит грузовик или мотоцикл, и опять наступит покой, который нарушают лишь купающиеся в песке воробьи да петухи, ежечасно отмеряющие отрезки идущего времени.

Мирно лежащий в тени придорожной черемухи трехлетний козел бабки Егорихи — Гоша от удовольствия прикрыл глаза, вонзил в небо остроклинные рога и замотал головой, отгоняя назойливых паутов. Накинутую на рога нетолстую веревку он заметил слишком поздно, когда чьи-то сильные руки потянули его за собой, едва не отрывая голову от туловища. Резкий, болезненный удар хворостиной по огузку помог козлу подскочить на ноги и направить упирающееся тело за похитительницей к широко открытым тесовым воротам. Через полминуты Гоша уже стоял в незнакомой ограде и округленными от удивления глазами рассматривал красную с черными горошинами юбку Клавки.

— Полдела сделано! — закрывая ворота на засов, проговорила она и командным голосом бросила Ольге: — Неси таз! Сейчас мы его напоим!

Быстро подставленный под козлиную морду небольшой алюминиевый блин нес очень приятные запахи. Гоша не мог устоять, чтобы не попробовать, а после дегустации обманутое животное с огромным удовольствием стало уплетать размоченный брагой хлеб с добавленной молодой свеклой и морковью.

— Боюсь я что-то! — передернув плечами, проговорила Ольга. — Как бы чего не вышло!

— Положись на меня — все будет хорошо, подруженька! Пойдем-ка лучше еще по кружечке выпьем! — весело успокоила девушку Клавка и несильно, но настойчиво подтолкнула ее к дверям сеней.

— Ну, если только по половинке... — слабо сопротивляясь, проговорила девушка, приняв от Клавки наполненную до краев кружку убийственного напитка двухнедельной выдержки.

— Теперь пойдем — начинается самое главное! — заторопилась Клавка. — Как бы наш Гоша не перепил, а то испортит все дело!

А козел уже, по-видимому, и так хватил лишку и с удовольствием покачивался на тонких ногах. Охмелевший Гоша хотел было спеть свою песенку, но неожиданный удар штыковой лопатой по морде свалил его.

Удары сыпались один за другим, пока Гоша наконец-то не рассвирепел и с диким ревом не кинулся на свою обидчицу в очень заметной красной юбке и желтой кофточке. Но Клавка оказалась проворнее пьяного козла, отскочила в сторону и поддала бедному животному пинка. Гоша яростно потряс бородой и с налитыми кровью глазами бросился в новую атаку.

«Тренировка» продолжалась около получаса, пока Ольга, жалевшая козла всей душой, не закричала от жалости:

— Клава! Хватит!

Дрессировщица и сама поняла, что хватит, уж слишком агрессивен стал ее подопечный. Резкие прыжки все точнее и точнее проносили острые рога мимо мелькающих ягодиц Клавки. Она открыла ворота и встала в проеме, а когда Гоша полетел на нее, едва отскочила, не забыв дать козлу последнего пинка.

Перевернувшись через голову, козел вылетел на улицу. Следом за ним захлопнулись ворота. Развернувшись, он никого не увидел, и ему ничего не оставалось, как чесать короткими, но точными ударами рогов доски, угрожая расправой красной юбке.

— Теперь будем ждать окончания дела! — торжественно произнесла Клавка и повела Ольгу в дом.

Задуманное Клавкой «дело» заключалось в следующем.

Месяц назад глава местной администрации Наталья Георгиевна за уличную перебранку с бабкой Егорихой оштрафовала Клавку на пятьдесят рублей. То ли слишком «веские» фразы были высказаны во время перебранки при народе, то ли председательша решила приструнить вконец обнаглевшую бабенку — не понять. Но факт был налицо: Клавку вызвали в поссовет и принародно вручили штраф за нарушение общественного порядка. И что было обидно, ее, Клавку, наказали, а бабку Егориху — нет! Хотя Клавка, как она сама считала, была права.

Было бы непростительно не заметить, что Клава была права всегда и везде.