Лю Юнь-фу оказался прав. Северный Царь не продержался у власти и трех месяцев. Армия его, состоявшая главным образом из бывших торговцев, бродяг и перебежчиков из неприятельского лагеря, пользовалась незавидной славой и возбуждала негодование у крестьян и ремесленников Небесного Государства. Солдаты других армий тайпинов ненавидели Вей Чан-хоя и возмущались гибелью Восточного Царя Ян Сю-цина.
Яна помнили, как сурового, но справедливого вождя.
О нем говорили на площадях, на пристанях, на укреплениях, в лагерях, как о человеке, который не любил роскоши, который всем сердцем стоял за наделение крестьян землей. Таким сохранился он в памяти народа.
Возмущение росло изо дня в день. Небесный Царь в конце концов решился издать указ о казни Северного Царя. Вей Чан-хой был обезглавлен в саду своего дворца.
Вокруг Государства Великого Благоденствия снова стало сжиматься кольцо противника. Зимой 1856 года был окончательно потерян Учан.
Дворец Небесного Царя в Нанкине занимал огромную территорию, обнесенную высокой стеной из желтого кирпича. На наружной стороне стены были изображены свирепые драконы. Арка у главных ворот состояла главным образом из сложно построенных колонн с красно-золотой резьбой. По бокам ворот стояли две пушки, а возле них неподвижно возвышались гвардейские артиллеристы с курящимися фитилями в руках.
Появляться около этого дворца разрешалось только пешим.
За стеной виднелась густая зелень, множество башен и крыш — зеленых, темно-красных, позолоченных. Слуг, секретарей и жен у Небесного Царя было несколько тысяч, а охраняла дворец целая дивизия солдат-гуандунцев, восемь лет пробывших в боях.
Во внутренние покои Небесного Царя допускались только женщины. Совещания с подчиненными происходили в зале суда, обтянутом желтым шелком. Царя вносили в зал в паланкине женщины. Впереди шествовали несколько сот придворных и караульный отряд с громадным желтым царским знаменем.
Заслышав гул литавр и звуки флейты, военачальники и министры преклоняли колено и с опущенными головами дожидались, пока Небесный Царь Хун Сю-цюань займет свое место под желтым балдахином и пока установят на особом возвышении его знамя и золотой скипетр.
После этого все присутствующие, за исключением слуг, проходили мимо трона, и каждый становился на колено и опускал свой жезл перед «небесным великолепием». Церемония длилась долго.
Хун Сю-цюань был человек среднего роста и средних лет. Под его короной сверкали узкие, умные, подозрительные глаза.
Он не разговаривал. Становясь на молитву, он воздевал только руки к небу, а текст молитвы читал придворный. Затем начинался совет.
Рядом с троном скромно стоял молодой человек в длинном красном платье. Когда царю надо было высказать свою волю, он кивал молодому человеку, и тот оглашал заранее заготовленный текст. Это был любимец царя Мын Дэ-энь, единственный мужчина, если не считать братьев царя, который имел доступ в личные покои Хун Сю-цюаня.
Вскоре после падения Восточного и Северного Царей на одном из таких советов выступил молодой полководец Ли Сю-чен. Выступил он, сообразно своему званию, далеко не первым, но речь его была необычна.
Прежде всего, он почти не упоминал о небесном отце и старшем брате, не приводил цитат из библии и воззваний Небесного Царя. Говорил он короткими и энергичными фразами, громко, отчетливо, глядя прямо на царя.
Он достал и развернул найденную в храме бумагу с фальшивой печатью царя тайпинов и прочитал ее с начала до конца. Он добавил, что такие воззвания можно найти в столице и в армии и что внутри тайпинского лагеря существуют темные силы дьяволов, которые стараются нарушить единство людей в Государстве Великого Благоденствия и действуют не только в столице, но и во дворце. Для того, чтобы так искусно подделать эту бумагу и ее печать, надо быть человеком, близким к «Священной Небесной Двери».
Хун Сю-цюань нахмурился и спросил, кого именно подозревает адъютант-помощник.
Ли Сю-чен ответил, что у него нет личных подозрений и его беспокоит другое: нравы и порядки в столице государства. Ибо измена может свить свое гнездо только среди людей равнодушных и пресыщенных — среди чиновников, которые обогащаются за счет народа и берут взятки; среди их родственников, носящих титулы и звания; среди ученых, которые замкнулись в стенах дворцов…
Ли Сю-чен говорил об уничтожении общественных запасов риса, о новых поборах в деревне. Он говорил о рекрутах, которые идут в армию, чтобы освободить себя и страну от гнета и голода. Он говорил, что народ ждет доброй воли государя. Говорил долго и убежденно, не так, как полагается говорить придворному, да он и не был придворным. Последние восемь лет его жизни прошли в боях.
Небесный Царь никогда не перебивал ораторов. Он слушал, и только борода его неодобрительно покачивалась.
Военачальники и министры застыли на своих местах, точно каменные истуканы.
Ли Сю-чен оборвал свою речь неожиданно. Взгляд его скользнул по шелковым драпировкам, красному платью Мын Дэ-эня, по пышным мантиям и жезлам присутствующих. Он замолчал и низко поклонился, что означало конец речи.