Когда ты был старше

Подхватив пончик куском салфетки, Анат положила его на бумажную тарелочку. Он был глазированным и усыпан тонко нарезанными дольками миндаля, ставшим в печи приятным золотисто-коричневым. Я видел, как краешки поджаренного миндаля проглядывали из складок хрустящего коричневого теста.

Я потянулся, чтобы взять тарелочку, но она не спешила отдавать ее мне. Спросила:

— Это из-за меня?

Я соврал.

— Нет. Конечно же, нет. Совсем нет. У нас с Марком давние счеты, только и всего. И трое наших общих приятелей должны отправиться в Афганистан, если они уже не там, Марк мог быть в их числе, вот, полагаю, это и вызвало наши политические разногласия. Я не из тех, кто готов в экстазе скандировать: «Ура, Америка!» Несколько недель назад это было здорово, а вот теперь вдруг становится причиной большой беды. Всякий раз, стоит мне лишь оглянуться назад.

Анат протянула мне пончик.

— Будьте осторожны в разговорах с людьми, — сказала она.

— Говорю себе об этом все время. Но потом ненужные слова сами срываются с языка прежде, чем я успеваю хотя бы усомниться в них.

Я сидел, ел и смотрел, как она заполняла витрину, и больше мы не разговаривали. Потом ей надо было возвращаться к работе на кухне, а беседовать на расстоянии нелегко. И к тому же у нас были покупатели.

Я просидел еще десять-пятнадцать минут, хотя ощущение сложилось такое, что гораздо дольше. Сродни тому, которое появилось, когда я в первый раз вошел через вход для покупателей. Сродни тому, что впилось занозой мне под ребра, давило на сердце и не давало вздохнуть полной грудью.

Вернувшись, я оставил машину на подъездной дорожке.

Вышел и заметил, как Марк смотрит на меня из окна.

Вместо того чтобы направиться к собственной двери, я срезал угол через газон и пошел прямо к нему. Он опять опустил штору и исчез. Но я не свернул с пути.

Постоял минуту-другую перед окнами дома Джесперсов. Как я и предполагал, Марк опять выглянул узнать, не ушел ли я. А я стоял напротив.

Я махнул рукой.

Он не ответил.

Штора опять опустилась на место.

Я прошел по газону к двери и позвонил.

Сначала ничего. Долгое ничего.

Потом, как раз когда я уже опять поднял руку для очередного звонка, дверь приоткрылась и Марк просунул в щель голову.

— Чего тебе?

— Просто хотел сказать, что сожалею. Понимаешь, что начал сразу с драки. Без предупреждения: «Пожалуйста, говори о ней с уважением». Или… ты понимаешь. Что-то в этом духе.

Глянул Марку в лицо. На тот кусок челюсти, куда ударил. Ничего. Никакой бросающейся в глаза отметины я не оставил. Испытал наполовину облегчение, наполовину огорчение.

— А-а, — бросил он. — Н-да. Видно, не мое это было дело.

— Верно. Но сказать: «Тебя это не касается» — тоже было бы лучше.

— Ну да. Ладно. Что уж. Быльем поросло, понял?

И дверь опять закрылась.

Я забрал Бена в три пятнадцать. Нечего и говорить, я бдительно следил за тем, чтобы не опоздать.

— Ты вовремя, — заметил Бен, пристегиваясь к сиденью.

— Я почти всегда вовремя. Вчера был единственный день, когда я опоздал.

— Но вчера ты опоздал.

— Я знаю это, Бен. Я это только что сказал. Вчера был единственный день, когда я опоздал. Все остальные дни я приезжал вовремя.

— Но вчера ты и в самом деле опоздал.

— Бен! Перестань! — меня как прорвало. Предохранитель не выдержал. Плохо спал, а утро ввергло меня в странное состояние смутного несчастья. И я в самом деле наорал на него.

— Но ведь было же, — жалостливо произнес он. Будто подчеркивая, насколько справедлив был его упрек.

Потом он молча дулся, а я наслаждался тишиной, но все ж чувствовал себя дерьмово, оттого что обидел его.

— Поговорим-ка о чем-нибудь другом, — предложил я.

— Хорошо. О чем же?

— Ну… расскажи мне, как у тебя прошел день.

— Хорошо прошел.

— Расскажи мне.

— О чем же?

— Расскажи мне что-нибудь, что у тебя было на работе.

— Я укладывал бакалею.

— Что-нибудь поконкретнее.

— Я уложил много бакалеи.

— Ладно. Не бери в голову.

— Погоди! Я знаю! Был один случай. Я знаю кое-что. Пришла миссис Дерст. И купила огромную, гигантского размера упаковку наполнителя для кошачьего туалета. Но положила она ее на такую штуковину внизу у тележки, и вот, когда Эдди отнес ее бакалею к машине, он упаковку в багажник так и не положил. И вот, когда он вернулся с тележкой обратно, там-то она и была. Эта громадная упаковка наполнителя для кошачьего туалета. Вот и пришлось мистеру Маккаскиллу звонить ей, а ей пришлось обратно ехать, а мне пришлось кошачий наполнитель нести на автостоянку, чтоб миссис Дерст не надо было возвращаться в универсам. А потом что, по-твоему, произошло?

— Понятия не имею, брат.

— Оказалось, наполнитель касса и не пробивала. Потому что упаковка была внизу. Но мистер Маккаскилл велел забыть об этом. Потому как ему стало стыдно уже за то, что ей пришлось приехать обратно. Только, по правде, он с каждым поговорил про то, что надо быть внимательнее.

— Другой разговор. Видишь? День-то оказался довольно насыщенным, в конце концов.

Молчание. Потом, когда я сделал последний поворот на пути к дому, Бен произнес:

— Ой. Ой. И еще одно. Я Анат видел. Она приходила в магазин.