Когда ты устанешь от жизни

Среди местных мне особо примелькались несколько персон, которые в совокупности могли бы составить приблизительный коллективный портрет здешней конгломерации, ну, как минимум, почтенной или сторожильной её части.

Вот идёт пожилая женщина. Идёт, сильно шаркая по земле или снегу в зависимости от сезона, если холодно, то в калошах на тёплый носок, летом в старых пластиковых шлепках вроде кроксов. Левая рука неизменно на пояснице, в правой неизменно какой-нить пакетик, как правило, небольшой, с чем-нибудь незамысловатым внутри. Верхняя часть туловища Пизанской башней нависает над нижней. На голове неизменный платочек "Алeнка", либо просто волосы, собранные небрежной ватрушкой чуть ли не надо лбом. Заприметив знакомых, она им активно кивает. В целом же выглядит так, будто бы вышла на улицу быстренько выкинуть мусор, но потом вдруг решила, что ей необходим променад.

Вот идёт мужчина с трудноопределяемым возрастом. Ясно только, что уже немолодой. Он высоко поднимает колени и с пришлeпом ставит на землю ступню. Это явно серьёзный недуг. Мужчина высокий, размашистый, но какой-то безликий. Когда он так своеобразно вышагивает мимо, я ловлю себя на мысли, что он отнюдь не вызывает сострадания иль жалости, как могло ожидаться, должно быть, потому, что чувствует себя вполне комфортно в своём недуге. Он вызывает простой интерес – куда это ему понадобилось вдруг идти и собственно зачем?

А эта женщина кого-то сильно мне напоминает из прошлой моей жизни не в России. Еe бальзаковский возраст уже позади. Она всегда солидно одета, зимой в мехах, летом в лёгких достойных одеждах, всегда как будто куда-то спешит (очень возможно, что спешит на самом деле), всегда со всеми приветлива, кого знает, всегда улыбается всем, всегда на секунду-другую остановится у кого-нибудь из продавцов перекинуться парой-тройкой словечек, всегда очень быстро потом исчезает, оставляя загадочный шлейф за собой из чего-то лишь мельком подсмотренного, лишь краешком уха уловленного, лишь легонько дотронувшегося до твоих потаённых глубин.

Эта женщина тоже немолода и тоже всегда обращает внимание на себя хорошей одеждой. Но, в отличие от предыдущей, она одевается дорого-модно. Всё как будто бы по последнему писку. Женщина высока, стройна, ходит павой почти и… всё время трясёт головой. У неё какой-то недуг, что-то с нервами, как думается на первый взгляд. Она тщательно и неспешно осматривает то, что предлагается на прилавках, и, видимо, не найдя ничего подходящего, так же тщательно и неспешно отходит. У меня очень много не сходится, когда я смотрю на неё. Еe вид отдаeтся мне одновременно почтенной графиней и чудачкой, практически выжившей из ума.

Вот ещё один мужской персонаж. С сильно синим лицом, сгорбленной спиной, согнутыми коленями и весьма любопытной походкой, словно он решил присесть на унитаз, но тут же передумал и пошел вперёд.

Он всегда и всё ненавидит, кроме Гитлера, кажется, потому как однажды он так залихватски зиганул, что я, наверное, была бы сильно в шоке, если б в какую-то из предыдущих встреч он не предложил мне написать икону с этим душегубом, мол, это именно благодаря ему Россия хоть немного поднялась.

От него всегда разит спиртным и сквернословием, и он спец по собиранию банок из-под пива. Но, однако же, надо признать, что товарищ весьма креативный. Оказалось, что мы с ним живем в близлежащих домах, и поэтому нет-нет да встретимся. Поначалу я с ним здоровалась просто из вежливости, но потом, поняв, что ему сие не надо вобщем, стала с ним здороваться забавы ради – что же он ответит мне на этот раз.

– Доброе утро.

– Какое оно нах..р доброе?

– Здравствуйте!

– Чегоооо???

– Здрасте.

– Ага.

А однажды он снизошёл до целого разговора со мной, когда я увидела его везущим целых два мешка чего-то на тележке. Нетрудно было догадаться чего именно, но я полюбопытствовала всё же:

– Здравствуйте! Добычу везёте?

– Чегооо?

– Говорю, вон сколько банок насобирали.

– А, да.

– Неужели выгодное занятие?

– Смотря как собирать. Ходит тут одна дурочка, напихает в пакет целиком и довольная. Кто же так собирает, надо топтать их, тогда больше влезет. Дура, одним словом.

– Выходит, конкуренция имеется?

– Да какая конкуренция. Так, идиоты (крепче слово использовал на самом деле).

– И на что хватает?

– На всe хватает. На выпить и ещё на любовницу остаётся.

– Ого!

Я хохочу.

– Ну, будь здорова, боярыня, – вдруг говорит он, и это звучит как-то странно, по-доброму, даже по-родственному, и что ещё страннее я, почти не колеблясь, ответствую:

– И вам, батюшка, не хворать.

Мы расходимся, а у меня ощущение, что мы уже пересекались так когда-то, только не в этой жизни, какой-нибудь другой.