Когда убьют – тогда и приходите

Ордынцев в принципе любил женщин, хорошо думал о них, но знал, что даже лучшие из них безжалостны. Родных и близких они окружают нежностью и всяческой заботой, а посторонним нечего рассчитывать на пощаду.

Катя – хорошая девушка, стало быть, раз пошла с ним целоваться в ординаторскую, значит, он нравился ей, и она ждала… Бог знает, чего там ждут юные девушки, но всяко не дружелюбных кивков.

Черт, он оказался каким-то злым гением в Катиной судьбе! И обманул, и погубил единственного ее родного человека…

Ну что же, она имеет полное право завтра так размазать его по скамье подсудимых, что, как говорит Костя, проще закрасить, чем отскрести.

Ордынцев усмехнулся. За годы работы врачом он научился не то чтобы разбираться в людях, но интуитивно угадывать, кто хороший, кто плохой. Судьи вроде бы все хорошие. Симпатичная молодая дама, больше похожая на воспитательницу из детского сада, чем на служительницу Фемиды, смотрит спокойно, мощный дядя средних лет поглядывает на него с явной симпатией, а отставной военный моряк настроен против, но в то же время чувствуется, что будет судить взвешенно и здраво. Только если ни один свидетель не скажет ни слова в его защиту, ясно, какой они вынесут приговор.

Потянувшись до хруста в спине, он поджег газ под чайником и подумал, что эти обыденные действия уже завтра станут недостижимой роскошью. Начнется совсем другая жизнь – по команде, по свистку. А эта безвозвратно закончится.

Иван Кузьмич утешает, что дадут мало, время летит быстро, и он оглянуться не успеет, как вернется домой, только Ордынцев его оптимизма не разделял. Зона – это в первую очередь туберкулез, там палочка Коха вывелась такая удалая, что ей никакие БЦЖ не указ. Скорее всего, он заразится, а поскольку сам врач, то у него заболевание будет протекать в нетипичной и максимально агрессивной форме. Допустим, он выживет, но возвращаться к сыну, чтобы плевать на него бациллами – не самая лучшая идея, и о карьере врача придется забыть.

Завтра жизнь кончится, из-за роковой случайности, из-за поганого алкаша все летит в тартарары. Но, с другой стороны, ему ли роптать? Он хотя бы жив, а Любови Петровны больше нет на свете из-за этой самой случайности…

Как Ирина и предполагала, она просто провозила бумаги туда-сюда. Дома нашлись гораздо более интересные занятия, и еще Егор огорошил известием, что завтра начинаются каникулы. Ирина чертыхнулась про себя. Классическое «помнила, но забыла»!

Сидя в декрете, она строила большие планы на весенние каникулы сына. Он был сильно загружен в школе и в музыкалке, она тоже вся в хлопотах о маленьком Володе, и как-то некогда им стало поговорить по душам, погулять или просто почитать вместе, так что Ирина мечтала, как в каникулы снова сблизится с сыном, чтобы он не подумал, будто Володя занял его место в мамином сердце. Она хотела купить билеты в театр, походить с Егором в музеи, словом, вести себя как ответственная мать, а вместо этого пропала на работе.

До конца недели ей еще судить, а там от каникул сына останется крохотный огрызочек… В общем, не мать она, а черт-те что!

Да еще из-за этих так некстати нагрянувших каникул в суд явилась вчерашняя училка и уселась в первом ряду, положив руки на старомодную сумочку и изящно скрестив удивительно тонкие для такой статной дамы лодыжки.

Ирина вздохнула. Пришлось ей хлебнуть горькой доли разведенки с ребенком, так что трудновато было проникнуться отцовским подвигом Ордынцева, но мальчишку действительно жаль. Мать умерла, отец сядет, и вся жизнь у парнишки перевернется. Хорошо, если бабушки с дедушками живы и согласны забрать, а иначе – детский дом, а там тоже как повезет. Ой, да кого она обманывает – не повезет. Душевные травмы и подорванная на всю жизнь психика пацану обеспечены. А что чувствует Ордынцев в преддверии разлуки с сыном, даже страшно себе представить, если она сама так сокрушается из-за каких-то испорченных каникул!

Ордынцев раздолбай, лентяй и не следит за передовыми достижениями науки, но отец он, наверное, приличный. По суровому виду учительницы ясно, что она не склонна перехваливать людей, так что раз не заклеймила Владимира Вениаминовича позором, значит, в семье у него все в порядке.

Ирина вздохнула. Сегодня утром секретарь суда принесла ей «заказ», которыми изредка баловали сотрудников. В этот раз к бутылке болгарского кетчупа и банке венгерского компота в нагрузку дали полкило слипшихся карамелек и рыбные консервы. Хочешь одно – бери и другое.

Так и в этом деле. К лишению свободы в нагрузку прилагаются страдания ребенка, уже и так перенесшего самое большое несчастье – потерю матери. Разделить не получится.

Неподалеку от учительницы устроился вчерашний профессор. Надо же, несмотря на свое призвание ежесекундно спасать людей, он явился в суд, чтобы насладиться унижением недруга. На красивом лице застыло такое самодовольное выражение, что руки чешутся оправдать Ордынцева…