Когда убьют – тогда и приходите

– Да, я знаю, что у современной интеллигенции модно считать, что расстреливали всех подряд, но поверьте мне, это далеко не так. Негодяи, как правило, получали более мягкое наказание, чем заслуживали, а многим вообще удалось скрыться. Кто-то присвоил себе чужие документы, кто-то обманом прошел фильтрационные лагеря и затерялся на просторах нашей Родины… Когда страна залечила первые раны, поиск предателей был организован на высоком уровне, созданы целые подразделения со специальными агентами-опознавателями и колоссальные силы задействовали в том числе и с целью не осудить невиновного человека. Ведь для того, чтобы швырять в застенки всех подряд, ни ресурсов, ни навыков особых не нужно. Хватай да кидай, вся премудрость.

– Я практику по военным преступлениям знаю не очень хорошо.

Гортензия Андреевна сухо улыбнулась:

– Вот именно, военные преступления, а не просто работа на немцев, на которую люди соглашались, чтобы выжить. Среди них, кстати, многие были связаны с партизанами, практически в каждом городе было организовано подполье… Даже находясь среди фашистских захватчиков, люди сражались за свою страну. Но были и другие, трусливые, жестокие твари, которые, пока их братья проливали кровь на фронте, издевались над людьми в немецком тылу. Они такое творили, что внедренные к ним наши агенты не выдерживали, сходили с ума или кончали жизнь самоубийством. Под немцами эти мрази были смелые, а теперь готовы на все, чтобы правда об их преступлениях не вышла наружу, поэтому, как только я заподозрила, что все трое могли быть убиты, потому что вышли на след карателя, то сразу простилась с вами, чтобы не подвергать вас опасности.

– Очень любезно с вашей стороны.

Гортензия Андреевна усмехнулась и собрала готовые полоски бумаги на манер вязанки хвороста.

– Вы хотите знать, что заставило меня передумать? Расскажу. После разговора с вами я стала думать, как обратиться в соответствующие органы, чтобы мою информацию взяли в разработку. А вот не надо смеяться, Ирина Андреевна! Вопреки вашим стереотипам, в КГБ далеко не всякий бред сумасшедших старух принимают за чистую монету. Но слава богу, что я не успела никуда сообщить, потому что сегодня утром мне позвонила девочка Катя и сказала, что Красильникова называла фамилию «Малиновский»!

– И?

Гортензия Андреевна встала и быстро заходила по комнате.

– А это матерый враг! Матерый! Куда опаснее, чем самый жестокий коллаборационист. Девочка Катя, да и мы с вами, в безопасности ровно до тех пор, пока он не знает, что мы вышли на его след.

– А мы вышли?

– Сейчас не до шуток, Ирина Андреевна. И психиатрическую бригаду вызывать тоже пока рановато.

– В мыслях не было.

– Тогда открою вам одну тайну: во время войны я служила в Смерше.

– Правда?

Гортензия Андреевна кивнула:

– Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если бы нас не расформировали в сорок шестом году… Но сейчас не об этом. Я сразу обратила внимание, что Красильниковы и Михальчук находились в оккупации в Орловской области, где было не только очень сильное подполье, нанесшее существенный урон врагу, но и довольно долго располагалась абвергруппа-107. Кроме того, там из коллаборационистов была сформирована мощная тайная полиция, которую называли «Русским гестапо». Страшные вещи творились…

Гортензия Андреевна прерывисто вздохнула, и Ирина, чтобы дать ей успокоиться, вышла на балкон взглянуть на детей.

Егор играл с ребятами, а Кирилл медленно прохаживался с коляской по периметру двора. Он говорил, что это помогает ему писать стихи.

В весенних сумерках детский смех разносился особенно звонко. Обычный мирный день мирного года, захламленный мелочными тревогами, разочарованиями и обидами. А ведь это счастье, что не воет сирена, предупреждая о налете, муж катает колясочку, а не лежит в окопе с простреленной головой, дети сыты, и никто не ворвется в твой дом, не забьет, не запытает до смерти…

Люди так привыкли к мирной жизни, что она уже не воспринимается как счастье. Да, тот психиатр на суде правильно сказал, что призывы начальства к героизму подчиненных это плохая риторика. И что героизм вытекает из чужого идиотизма – тоже верно. Но когда человек считает, что мирного неба над головой ему мало – он унижает себя.

– Чайку хотите?

– Ради бога, Ирина Андреевна, не будем отвлекаться на условности этикета. Вот поймаем негодяя, тогда и попьем.

– Простите?

– В общем, услышав данную фамилию, я немедленно поехала к своему бывшему начальнику. Он очень стар и немощен, больше скажу, его считают маразматиком…

– Ну отлично!

– Не перебивайте меня, пожалуйста. Я тоже сомневалась, что он сообщит мне что-нибудь полезное, но когда человек погружается в бездну старческого безумия, профессиональные навыки он утрачивает в самую последнюю очередь. Я, например, точно знаю, что, когда впаду в полный маразм, буду способна вести уроки еще как минимум год. Курица же бегает без головы…

Гортензия Андреевна засмеялась, а Ирина развела руками, не зная, что на это можно необидное ответить.