Когда убьют – тогда и приходите

Деньги на сервиз до сих пор лежали в жестяной коробочке из-под чая, целых сто пять рублей. Катя берегла их на крайний случай, а сейчас решила, что раз тетя Люба копила на сервиз, то она и купит сервиз, а замуж не выйдет, ничего страшного, сама станет из него чай пить.

Наконец она нашла кухонное полотенце, почти прозрачное от старости, но чистенькое и выглаженное, и положила его в пакет вместе с детской лопаткой, грабельками и литровой банкой, с каким они всегда ходили на кладбище.

Вдруг вспомнилось, как на пике ее страданий по Ордынцеву тетя Люба мягко сказала ей: «Знаешь, врачи говорят, нельзя умирать вместе с каждым больным. Жестко, но правильно. Люди уходят, ты остаешься, и любовь уходит, ты тоже должна остаться тем, кто ты есть. Даже в самом страшном горе надо сохранить себя, и в любви тоже нельзя потеряться».

Тогда Катя не поверила, а теперь поняла, что это правда, и почти год одиночества потребовался, чтобы она сама пришла к себе на помощь.

Ордынцев взял свой старый рюкзак, который не разбирал с предыдущих выходных, когда они с Иваном Кузьмичом ходили к Сане и Наталье Марковне, уложил туда три пакета грунта и две пары матерчатых рабочих перчаток.

Поставил геркулес, выпил кофейку, пока каша варилась, послушал по радио прогноз погоды, записал его на бумажке и только после этого разбудил Костю в школу.

Гортензия Андреевна не одобрила бы такого потакания детским слабостям, по идее, Костя эту неделю дежурил по погоде, отмечал все показатели, а в понедельник в классе на природоведении рисовали розу ветров, считали норму осадков и проводили другие научные изыскания, которые из-за Костиной сонливости оказались бы под угрозой срыва.

Но Ордынцев знал самую важную заповедь руководителя: если можешь поручить – поручи. Костя вчера не забыл попросить отца, значит, все нормально. Распределение обязанностей и взаимовыручка.

В рабочей одежде – старых джинсах, резиновых сапогах, свитере, брезентовой куртке и вязаной шапочке с узором – он стал похож то ли на бездомного алкаша, то ли на Хемингуэя, то ли на местного водопроводчика и очень надеялся, что не встретит никого из знакомых. Катя не в счет.

Они с Костей уже выходили, когда зазвонил телефон. Ордынцев вернулся и взял трубку, хотя верил, что это плохая примета. Звонила Гортензия Андреевна.

– Вы сами приведете сегодня Костю?

– Да.

– Сможете уделить мне несколько минут для разговора?

– Господи, что он опять натворил?

– С ребенком все в порядке, не беспокойтесь. У меня несколько вопросов лично к вам.

Ордынцев недоуменно пожал плечами и сказал, что сможет поговорить только после уроков, потому что сейчас спешит на кладбище.

– К супруге? – спросила Гортензия Андреевна.

– Нет, с Катей решили сходить к Любови Петровне на могилку. Поправить там, то-се…

Учительница многозначительно кашлянула:

– Разумно ли это?

– Господи, да просто помогу. Мужика-то там нет.

– Вот именно, Владимир Вениаминович.

– Не волнуйтесь, я все понимаю.

– Какое кладбище? – вдруг спросила она.

– Красненькое. Ладно, побежал. После уроков зайду.

Ордынцев понесся к метро, потому что время поджимало. Он договорился с Катей на без четверти десять, и хоть это было не свидание, все равно не хотел заставлять девушку ждать.

Он опоздал на три минуты, Кати официально еще не было, но подошла она так быстро, что Ордынцев понял: девушка пришла раньше и просто где-то пряталась.

Выглядела она под стать ему – тоже в старых брючках, свитерке и ветровке, но сидело все это на ней с тем небрежным изяществом, на которое способны только женщины. Смотреть на нее было приятно и радостно, и ей, кажется, тоже стало весело оттого, что нравится ему, и все это каким-то образом не отменяло их грусти по Любови Петровне.

Они прошли мимо длинного гастронома, миновали небольшой пустырь и остановились у железнодорожного переезда, подождали, пока маленький паровозик, молодецки свистнув, деловито не простучал мимо них.

Дальше начиналась красная каменная стена кладбища, возле которой за перевернутыми почтовыми ящиками сидели старушки, торгующие искусственными цветами.

Ордынцев взял две розы из вощеной бумаги, а Катя прошла чуть дальше и взяла у другой старушки букетик живых цветов.

К воротам подъехал автобус, и Ордынцев ускорил шаг, чтобы им не пришлось попасть в хвост похоронной процессии.

Катя тоже пошла быстрее.

Возле домика администрации вдруг показалось знакомое лицо. Судья!

Ордынцев растерялся, не зная, как поступить, но женщина сама подошла к ним.

– Добрый день, какая встреча! – сказала она напористо. – Рада вас видеть.

– И я! Я ведь так и не поблагодарил вас толком.

Стало чуть стыдно за свой внешний вид, вдруг судья решит, что он постоянно так ходит? Закон подлости – стоит раз в году нарядиться алкашом, и встретишь всех одноклассников, однокурсников и деловых знакомых.

Судья пожала плечами:

– Это моя работа. Вас ведь тоже не все и не всегда благодарят за спасенную жизнь.

Ордынцев засмеялся:

– О, да! Даже не запоминают.

– Вот мы и квиты. А вы куда? К Любови Петровне?

Катя кивнула.

– Я тоже с вами схожу, – вдруг сказала судья.