Когда убивают футбол: игра по-русски

После тяжелой паузы, во время которой Корначеву показалось, что вратарь замкнется, Черкасов вдруг начал говорить, тщательно подбирая слова:

— Той зимой мы не хотели уходить из «Арбата». Осенью все играли исключительно дружно, не за страх, а за совесть. Еще бы — шесть побед в шести матчах! На кураже при такой игре можно было замахнуться и на Кубок чемпионов. Но тут вмешались какие-то потусторонние силы. Вы, понятно, в курсе убийства Ницковой? Так вот она, Екатерина Борисовна, фактически и ликвидировала победоносный «Арбат». С ее приходом на Вячеслава Ивановича затмение нашло, и он согласился продать четверых игроков основы за рубеж.

— Знаю, что вы, Ростислав, оказались последним из той четверки, держались до конца, — вполне искренне похвалил его Виктор.

— Да что мое упрямство! — Черкасов с досадой опустил на стол сжатые кулаки. — Если бы одна Ницкова, — следователи насторожились. — Похоже, нас собственная ассоциация подставляет. И если кто начинает прилично играть в России, Европа уже прикидывает, как бы поскорей выдернуть игрока.

— Пшеничный? — удивился Тропников.

— И он тоже. Его за глаза футболисты «Мефистофелем» прозвали.

— Метко сказано, «Мефистофель» русского футбола, — произнес Корначев. — Выходит, в конце концов, все решают деньги. Вот вас продали за пятнадцать миллионов евро.

Черкасов внимательно взглянул на Корначева.

— Это сведения из официальной прессы, — как бы в оправдание за подобную осведомленность, произнес Корначев.

— О деньгах мне бы не хотелось говорить, — Черкасов поднялся, перебросил ремень адидасовской сумки через плечо. — Скажу лишь одно — из тех денег, что вы назвали, мне досталось меньше одной трети. Но знаю, что при трансферах россиян проходят, куда большие суммы, чем написано в договорах. Это черный нал, ради которого нас и сплавляют на Запад.

33

Отношения Лебедянского с Валентином Сакуленко складывались непросто. Проницательный Лев Романович моментально почувствовал атмосферу противостояния Екатерины с поверженным футбольным генералом. Время от времени Лебедянский ощущал порывы холодного ветра со стороны хитрого, временно затаившегося чиновника. Работая в принципе в одной связке с вице-президентом «Арбата», профессор не без труда, все же наладил с ним корректные и внешне ни к чему не обязывающие отношения. И вот обстоятельства изменились.

Хотя вчера, как обычно, новоявленный нефтяной бизнесмен, объезжая часть бензозаправок на бронированном джипе и, осуществляя выборочный контроль, встречался со своими людьми. В уютном кафе в центре Москвы он обсуждал текущие дела с Валей Зининым, мастером рукопашного боя. За столиком напротив сидели трое накачанных мальчиков из его команды. Затем один из них передал шефу кейс, набитый зелеными. Потом все сели в джип, и компания подъехала к круглосуточно работающему частному транснациональному банку «СКО». Сзади, на расстоянии сорока метров, неотступно следовала серая «Волга» с тонированными стеклами и боевиками из частной охранной фирмы. Сами сборщики левого нала на всякий случай были облачены в бронежилеты и вооружены Макаровым.

Столь хитрую систему страховки от неприятных неожиданностей придумала сама Ницкова, не скупившаяся на охрану день ото дня возрастающих капиталов. Каждый раз в момент передачи очередного вклада профессор лично называл его номер, который не был известен никому, кроме Хозяйки, и содержимое внушительного кейса проваливалось в бездонное чрево валютного банка. А вскоре пачки долларов обретали покой в надежном во всех отношениях банковском сейфе одного из городов старой доброй Европы.

Если Лебедянского не было в Москве, эту процедуру проделывали другие, но текущие суммы в «деревянных» обычно помещались в городском банке. Такие вклады считались как бы официальными доходами от бензинового бизнеса футбольного клуба. Ими профессор мог распоряжаться свободно, по своему усмотрению.

За последний год, как ни стыдно было признаться, профессор ощутил неудержимый магнетизм власти денег. Размышляя наедине с собой, он пытался определить истоки возникновения человеческой алчности.

Однажды он отпросился у Екатерины на пару недель в Сочи. Новая должность прилично выматывала, выкачивая много сил. Полулежа в кресле авиасалона, отпивая маленькими глотками охлажденный «Мартини», Лев Романович с вожделением поглядывал на молодую попутчицу. Двадцатилетняя светлая шатенка, распахнув тяжелые ресницы, с легким презрением словно обдала лысеющего сорокапятилетнего попутчика ушатом холодной воды. И это только за то, что случайно поймала взгляд на своих восхитительных коленях, волшебно возникающих из-под умопомрачительно короткой юбочки.