Когда уйдешь

Она вышла из своего уголка за шкафом. Тапочек рядом не было, зато валялись ее кроссовки и носки. Она просто отшвырнула их в сторону и пошла босиком в ванную. Крошки на полу впивались ей в пятки, голый бетон в ванной комнате прикоснулся к ней холодом. Она села на унитаз, уперевшись локтями в коленки, а подбородком в ладошки.

«Что со мной было?»

Она ничего не помнила и впервые за долгие годы с тех пор, как отравилась гороховом супом в пятом классе ей было так физически плохо. При том, что голова раскалывалась на части. Сделав свои дела, она наклонилась над ванной, выкрутила кран и жадно прильнула губами к желтоватой струе. Как же хотелось пить, невозможно. Утолив жажду, она просто придвинулась к воде лицом и простояла так несколько минут, пока кровь не стала уходить из головы, и она не почувствовала еще большую боль. Часть волос намочилась и легла на нее покрасневшее лицо. Леля присела на бортики ванной и тупо уставилась в стену с облезшей зеленой краской, в которой оставляли свои блестящие яйца беззаботные домашние тараканы. Они ползали по стенам как будто чувствуя, что их не замечают и до них просто нет дела. Самый юморной из них мог бы забраться Лели на нос и покрутить перед ее глазами своим коричневым задом – она бы этого даже не заметила.

«Да что со мой было? Я ничего не помню…»

Так она просидела, укрытая одеялом еще минут десять, пока ей снова не захотелось в туалет. Из ванной она выходила с желанием упасть на свой матрац и проваляться так весь день. Проходя мимо кухни она увидела на полу свою сумку и достала из нее телефон.

«Тоже мокрая…»

Время показывало второй час! Сколько же она спала и почему дома так темно? Ей-то казалось, что еще раннее утро, а уже день. Она подошла к окну и с открытой форточки ее обдало холодным ветром и неприятным запахом сырости. На улице шел дождь. Такой пакостный, не сильный и не слабый. С деревьев капала вода. На подоконнике с обратной стороны лежали зеленые листочки. А зеленый в этом свете казался темным как морская капуста. Она решила, что промокла под дождем. Но как, при каких обстоятельствах и почему не переоделась – вылетело из ее головы.

На кухне было очень грязно. Грязно даже для этого сундука. На полу валялась разбитая пепельница и воняла на всю квартиру сырым едким табаком. Стол был усыпан хлебными крошками, по которым ползали таракашки и валялись надкусанные огурцы. Зато бутылки из-под водки стояли пустые. Леля внимательно посмотрела на одну из них как будто к ней пришло смутное осознание, а потом пошла назад в комнату мимо старого, тарахтящего холодильника. Разумеется, пустого.

Она не помнила ничего, что вчера с ней было, но почему-то вспомнила, что мама должна быть на работе. Почему тогда она лежит на своем диване, вытянув ноги как-то уж слишком длинно? Неестественно длинно, как будто это и не она даже. Бордовая штора не давала проходить в комнату и без того тусклому серому свету. У Лели не было ни сил, ни желания разбираться почему она дома. Она только пожалела об этом, так как ей придется проводить время в ее компании и слушать дурацкие передачи про алкашей, борющихся с превратностями судьбы, которые ее мама просто обожала. Интересно почему?

Ее слегка качнуло в сторону, когда она проходила между сервантом и шкафом, так что она чуть не улетела в иконку, стоявшую между стаканов. Хотелось скорее принять горизонтальное положение, чтобы унять тошноту и положить отяжелевшую, словно бы треснувшую голову, назад на подушку.

И все же, почему она так одета? Что это вообще такое на ней, сарафан? Она потрогала себя под одеялом. Мятые влажные складки скомкались на животе. Понюхала свои волосы –пахнут неприятно, чем-то горьким: вкусом, который был у нее во рту.

«Господи, такое чувство, что я всю ночь бухала. Прям как мама с утра не могу вспомнить, что со мной было…»

Что?

И вновь глаза-мячики. Немного отстранённый взгляд в потолок, как будто она потерялась в своих мыслях и теперь не может отыскать их исток.

«Это было… Это было… Черт меня дери… Я ведь и правда вчера напилась»

Она вспомнила, как вернулась домой и застала маму, пьющую в компании бабы Зины и этого старого пня. Вспоминал, как захотела умереть и тяжесть легла на ее сердце. Леля повернулась на бог и обхватила себя левой рукой. Ей стало невыносимо больно от этих воспоминаний. Каждый раз после попыток что-нибудь с собой сделать она чувствовала себя очень виноватой, слабой и жалкой. А еще не достойной ни жизни, ни смерти. Потому что человек, который не борется за то, чего он хочет не достоин того, чего хочет. А человек, который не может набраться храбрости, чтобы убить себя недостоин смерти. Равно, как человек, хотя бы раз отказавшийся от жизни не достоин жизни…

Она почувствовала себя хуже, чем просто ничтожеством. Если есть уровень ниже ее матраса, то она именно там. Леля прижималась лицом к стенке у самого пола, так что ее нос касался серой развалившейся штукатурки. Ей хотелось зарыться в нее, спрятаться непонятно от кого, скорее от себя. Но разве от себя спрячешься?

«Ох… Я столько вчера выпила и не помню половины вечера…»