Когда пара закончилась они вместе с Ангелиной стали спускаться в буфет. Та без умолка болтала о Виолетте и Леля ни сколько от голода ждала их очереди сколько от желания чтобы ее рот скорее закрылся булкой. Все столики были заняты, и они встали у окна напротив раздевалки для девушек. Над зеленой лужайкой снаружи летали первые бабочки, вокруг раскрывшихся под майским солнышком одуванчиков жужжали суетливые пчелы. Казалось, на свете не существовало еды, прекраснее этой смаженки с пережаренным луком и сладким растворимым кофе, от которого еще больше хотелось пить. У Лели даже закружилась голова.
Пакетик быстро опустел. И когда от еды остались одни крошки да пустые пластиковые стаканчики Ангелина вновь заговорила:
– Я даже знаю, что надену сегодня. Мне двоюродная сестра подарила платье в прошлом году. Так и не было повода его надеть. Думаю, мама отпустит меня до десяти точно, может даже до одиннадцати. Что думаешь?
– Думаю, до десяти отпустит… – ответила Леля, – Почему нет?
– Вот-вот. Мне все-таки не тринадцать лет. А ты… Как думаешь тебя мама отпустит?
Лели стало очень смешно от этого вопроса. Она и не думала, что эта идиотка сможет ляпнуть что-то более глупое, чем в первый день их знакомства. Она даже немного хмыкнула, но ее собеседница этого не заметила. Само собой, Леля никого не посвящала в подробности своей жизни, но чтобы подумали окружающие, которые считают ее маленькой девочкой, если бы узнали, что она материться дома при своей матери, бывает материт ее саму? А при желании могла бы пить с ней за одним столом и брать у нее сигареты, которые ей уже неоднократно предлагали попробовать? Чтобы мама ее куда-нибудь не отпустила нужно было сильно постараться. И даже при всем желании она не смогла бы сбежать из дома, потому что сбежать могут лишь те, кого держат. А на Лелю всем было плевать.
– Я не знаю, – ответила она представляя лицо Гели если бы та узнала, где она спит, – Но даже если бы и отпустила с чего ты взяла, что нам там будут рады?
– Так Виолетта же всю группу пригласила!
– Я слышала, но…
Ее руки снова задрожали. Она почувствовала, как воздух сжался и им стало тяжело дышать.
«Да что со мной?»
– Вот, смотри.
Ангелина протянула ей свой телефон с открытым на экране чатом группы. Пестрые обои поверх сообщений заставили ее прищуриться и со второго раза она прочитала:
«Здорово, бандиты! Как вы все знаете, завтра мой день рожденье. Мои сладкие семнадцать (смайлики). Не так давно мой папа купил новую большую квартиру в недавно отстроенном микрорайоне и именно там я решила устроить вечеринку. Ребят, хата реально огромнааая. Места полноооо. Поэтому приглашаю всех, всю группу!!! Приходите, буду рада всем. С собой обязательно берем подарки и отличное настроение. Жду всех по адресу микрорайон Солнечный, улица Луговая дом 14, квартира 62 22:18 Виолетта Румянцева»
– Купил квартиру… – вслух повторила Леля.
За окно прощебетали птички.
– Да. Думаешь нормально, что она своего отчима называет папой? Ей ведь было уже шестнадцать с половиной, когда он и ее мама поженились. Мило, но, по-моему, немного странно. Она и вконтакте свои фотографии с ним подписывает как с «папой» или с «папочкой». Ты кстати видела ее парня? Она вчера выложила с ним фотографию. Хочешь покажу?
– Нет! То есть, да. Я видела. – солгала Леля. Она и без того чувствовала себя нехорошо. Не хватало только поперхнуться чужим счастьем. Из головы не выходили строчки, которые она недавно прочитала «… мой папа купил новую большую квартиру… места полно…».
«А я вот сплю за шкафом. И пока сегодня вечером мои одногруппники будут весело проводить время, я буду дрожать от жутких ведений и щемящей боли в груди и желудке, обхватив колени руками и моля Бога, чтобы эта ночь скорее закончилась. Ночь или жизнь… Бесконечная, томительная. Наполненная только пустотой, страхом и холодом. Как же я завидую Виолетте, просто не передать словами. Ее «сладкие» семнадцать. Кажется, она навсегда останется такой юной и беспечной девчонкой, будет радоваться жизни и каждый ее день будет похож на день рожденье. А я так и буду метаться из крайности в крайность, не понимая нужна ли мне эта жизнь или нет. Буду сначала радоваться тому, что живая, а потом хвататься за нож, которым от своей слабости не смогу даже слегка поцарапать себе руку. Ну почему просто нельзя перестать существовать? Почему под боком нет пропасти, в которую можно было бы прыгнуть без возможности вернуться назад? Что за парадокс этой жизни, почему она забирает тех, кто хочет жить, но оставляет тех, кто ее ненавидит? Ненавижу ее, ненавижу себя, тот день, когда я родилась, ненавижу всех!»
Прозвенел звонок. Следующую пару Леля просидела с таким лицом словно читала книгу на непонятном языке. Больше зеленые глаза отрешенно искали что-то за окном, не желая смотреть на преподавателя. Впрочем, история всегда была невыносимо скучной. Никто не слушал лекцию, а Вадим Максимович, кажется, говорил больше самому себе, чем сидящим перед ним студентам.