Когда уходит земной полубог

   — Вот и я о том думаю, государь! — поддержал Петра Шереметев. — Ведь сей флот на Балтике любой сикурс королю доставит. Навалится тогда швед всей своей мощью в сто двадцать — сто тридцать тысяч солдат — что делать будем?

   — В полевом войске у него сил куда меньше! — не согласился Меншиков.

   — Пусть так, но и в поле у неприятеля явное преимущество! — Пруссак Алларт почитал арифметику главной наукой в военном искусстве.

   — Да о чём спор! — Аникита Иванович Репнин даже ручками замахал. — Разве забыли, что под командой короля, идут ветераны, а у меня в дивизии половина солдат — зелёные рекруты. Одна надежда — отступим без потерь к Смоленску! А там у старой смоленской фортеции авось и задержим шведа, как в Смутное время воевода Шеин поляков Сигизмунда задержал.

   — Что и говорить, арифметика не в нашу пользу! — попечалился Гаврила Иванович.

Впрочем, Головкин, как человек штатский, понимал, что его слово не много значит на военном совете, и повернул голову к фельдмаршалу и светлейшему.

Оба знаменитых воина сидели, уставившись друг на друга, как сычи.

   — Что арифметика! Кто, как не государь, говаривал нам, что воевать потребно не числом, а умением! — Александр Данилович важно оглядел совет. И добавил: — Я своим драгунам верю! Солдат ныне не тот, что под Нарвой, знает уже, яко бить шведа! А цифирь на войне разводить — дело пустое! Думаю, и Борису Петровичу известно, сколь важен боевой дух в войсках! — Все собравшиеся обернулись на фельдмаршала.

Борис Петрович вздохнул тяжко, вспомнил, как в позапрошлом году пришлось ему отступать от шведов в Курляндию. Крепко побил тогда его шведский генерал Левенгаупт. Потому взглянул на Меншикова строго, сказал напрямик:

   — Ты на своих драгун не очень-то полагайся, Александр Данилович! Бежали они у меня под Мурмызой, от одного Левенгаупта бежали. А ныне у шведов готово к походу восемьдесят тысяч отборного войска, а у нас в главной армии и шестидесяти не наскрести! Да и те разделены на две половины! — Фельдмаршал был решительным противником того, что большая часть кавалерии была под начальством Меншикова, который держал своих драгун подале от пехоты.

   — Где уж нам тут генеральные баталии разыгрывать! — сразу поддержал своего фельдмаршала князь Репнин. — Оно, конечно, конница в случае конфузии первой улепетнёт, а пехотушке каково?

   — Полно скулить, господа генералы! — Пётр грозно оглядел свой совет. — На нашей стороне есть два союзника — вёрсты и время. Согласен — будем вести поначалу скифскую войну. Помните, яко древние скифы заманили персидского царя в степи, опустошая всё при отходе. И одержали викторию! Но отступать надобно с толком, а не бежать сломя голову. Биться на каждой переправе, в каждом дефиле. Чаю, наш солдат уже не тот, что под первой Нарвой, — пообвык на штурмах фортеций. А отступим на русский рубеж, там и дадим генеральную баталию шведу. И не где неприятель захочет, а где мы пожелаем! Но не забывайте: ныне вся война на одних наших плечах осталась! Посему раз-два оконфузитесь — глянь — швед уже на Москву с Поклонной горы взирать будет!

— Граница-то, государь, почитай, ныне совсем голая! — неожиданно вмешался тихий и мирный глава Монастырского приказа боярин Мусин-Пушкин. — Осмотрели мы с Корчминым по пути смоленскую фортецию — тамо башни со времён твоего батюшки покойного не чинены!

Пётр хмыкнул, ответил не без лукавства:

   — Для чего же я тебя, боярин, с инженером Корчминым на совет из Москвы вызвал? Вам и велю Смоленск, Новгород и Псков крепить! А в пограничье от Пскова через Смоленск к Брянску надобно сделать засечную линию, слышь, Василий! — Пётр обращался уже не к боярину, а к Василию Корчмину.

Несмотря на свою молодость и невеликий чин, Корчмин прошёл добрую школу фортификации в Пруссии, и Пётр знал его как умного и толкового инженера.

   — Надобно и Москву крепить, государь! — подал он голос.

   — Не токмо Москву, но и подмосковные города: Можайск, Звенигород! — согласился Пётр. — Как управишься в Новгороде, отправляйся в Москву, я тебе в сотоварищи дам самого государя-наследника!

   — А где же денег и людишек взять? — не выдержал Мусин-Пушкин, и Пётр опять глянул на него с лукавством.

   — Затем тебя, боярин, и звал. Придётся, видно, ещё раз монастырскую казну потрясти!

— Да и так монастыри вконец обнищали! — заикнулся было степенный боярин, но Пётр вдруг весь переменился — зыркнул гневно:

   — Сейчас война, боярин. Дворянство и мужики-рекруты налоги кровью платят, а вы токмо подаяниями! Что касаемо людишек, принудьте всех обывателей московских: свои дома, чать, защищают. И ещё. — Царь снова обратился к Корчмину. — На пограничной засеке все дороги прикрой люнетами с палисадами и рогатками. И поставь заставы из мужиков самых добрых, с ружьями и самопалами, дабы неприятель отдельными конными отрядами лукавым обманством в границы наши не впал!