Когда Венера смеется

— Ничего себе история, — сказал я наконец. — А что было дальше?

— Вергиний и тот молодой человек, который собирался стать его зятем, подняли мятеж. Власть дециммиров низвергнули. Аппий Клавдий был арестован.

— Он понес наказание?

— Он убил себя в тюрьме, ожидая суда.

— Неудивительно, что Клодии не любят похваляться этим событием. Но я не пойму, какое отношение эта история имеет к Лесбии.

— Не поймешь? Разве ты не видишь, что в их крови течет то же самое безумие? Да, в прошлом у Клодиев много славных моментов, связанных со строительством, созиданием, славой и триумфами. Но есть и другой аспект, есть нездоровая тяга к навязчивости, неспособность видеть дальше той вещи, которую они желают, но которой не имеют. Если уж им случилось захотеть чего-нибудь, они сделают все, чтобы завладеть этим. Абсолютно все! А если их извращенный разум увлечет их на неверную дорогу, не жди, что они смогут понять ошибку и повернуть назад. Нет уж, раз решившись, они будут следовать выбранным путем, пусть даже он приведет их к катастрофе. И все это во имя любви! Они готовы поставить все на один неверный шанс, надеясь, что при броске костей им выпадет Венера.

— Ты уверен, что говоришь о Клодии? Или ты описываешь себя, Катулл?

Он надолго замолчал, прежде чем ответить:

— Я думаю, что не полюбил бы ее так сильно, если бы мы не были с ней определенным образом похожи.

Он опять надолго замолчал, и я уже решил было, что он заснул, как вдруг он пробормотал:

— Цицерон будет говорить завтра.

— Что?

— На суде.

— Да.

— Ей надо было трижды подумать, прежде чем выступать против него. Цицерон опасный человек.

— Я знаю. Я видел, что он сделал с Катилиной после того, как всерьез вознамерился его уничтожить. И всего этого он добился одними словами.

— Клодия думает, будто все упирается в тело, в половую страсть. Она не понимает власти слов. Вот почему считает мои стихи слабыми. — Он затих, потом снова заговорил: — Цицерон был влюблен в нее однажды. Ты знал об этом?

— Мне доводилось слышать какие-то туманные слухи, но тогда они показались мне ерундой. Чтобы Цицерон полюбил кого-нибудь, кроме себя?

— И все же он был влюблен до безумия. Он был большим другом ее мужа, Квинта. Часто посещал их дом, еще в те времена, когда Квинт был жив и это место было… было достаточно респектабельным, чтобы такой человек, как Цицерон, чувствовал себя там, как дома. Клодия тогда была гораздо сдержанней, более благоразумной, во всяком случае. Думаю, ей нравилось заводить романы за спиной мужа — все эти тайные свидания, опасность быть пойманной, порочное удовольствие наставлять рога мужу. Ну и конечно, замужняя женщина может отделаться от своего любовника в ту же минуту, как он надоест ей…

— Но Цицерон? Это нелепо. Он презирает таких людей, как она.

— Разве есть еще такие люди, как Клодия?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Возможно, он презирает ее теперь, но тогда… Это было в худший период замужества Клодии, за несколько лет до смерти ее мужа, когда оба они ругались все время, даже на людях. Особенно на людях. Они устраивали скандалы по любому поводу: романы Клодии, карьера ее брата, деньги, политика. Я всегда думал, что Цицерона в ней больше всего привлекала ее способность к аргументации. Он мог и не принимать во внимание, что она красива, но она была к тому же умна и остра на язык. Роскошная красавица, способная в споре заткнуть Квинта за пояс, — что ж, Цицерон стал восхищаться ею. Время от времени это случается с такими людьми, как он, когда они держат свои естественные страсти запечатанными. Неожиданно они оказываются по уши влюблены в совершенно неподходящую особу. Я подозреваю, что Клодия была слегка заинтригована им — нездоровая тяга противоположностей. Я так и не знаю, что у них из всего этого получилось. Она говорила о близости, но я посчитал, что она просто дразнила меня. Их роман закончился много лет назад, но это лишь делает его еще опаснее для нее теперь.

— Опаснее? — спросил я, не совсем понимая, что он имеет в виду. Я уже почти засыпал.

— Такие люди, как Цицерон, не любят останавливаться на подобных воспоминаниях. Они считают это слабостью. Они предпочитают избавляться от них.

Я попытался представить себе Цицерона в роли любовника — чопорного, угрюмого Цицерона, — но чувствовал себя слишком усталым для мысленных усилий или просто побоялся, что мне приснится дурной сон.

— Завтра — ага, нет, свет уже пробивается сквозь ставни. Небо светлеет, — вздохнул Катулл. — Значит, не завтра, а сегодня. Сегодня начинается праздник Великой Матери, а на форуме кто-то проиграет все.

— Откуда ты знаешь?

Он постучал себя пальцем по уху.

— Боги нашептывают на ухо поэту. Сегодня кто-то будет публично уничтожен. Унижен. Раздавлен навсегда.

— Ты имеешь в виду Марка Целия.

— Кто, я?

— Кого же еще?

Он потянулся, судорожно зевая.

— Дела могут пойти так, а могут и иначе. Даже богам порой приходится ждать, чтобы увидеть.

— Что ты хочешь сказать? — пробормотал я. После этого я, должна быть, заснул, а может, это сделал Катулл, потому что ответа его я не услышал.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ NEXUS [4]