Когда Венера смеется

Вперед выступил служащий, чтобы зачитать слушателям записанные показания Лукцея. Цицерон отошел к скамье защитников, где его секретарь, Тирон, протянул ему чашу с водой. Я мысленно вернулся к своему разговору с Лукцеем и вспомнил, как твердо он отрицал наличие хоть малейшей возможности того, что в доме его могло произойти что-то неподобающее, как жена его держалась другого мнения, как кухонные рабы, которые должны были что-то знать, были сосланы в рудники, где они никогда уже никому ничего не расскажут.

Слушатель прочистил горло:

«Я, Луций Лукцей, под торжественной клятвой, принесенной на апрельские календы, заявляю: в течение определенного времени в январе месяце Дион Александрийский, мой достопочтимый друг, был гостем под крышей моего дома; что за это время в моем доме не произошло ничего, что могло бы угрожать его безопасности; что любые слухи, утверждающие обратное, в особенности же слухи, согласно которым кто-то из моих рабов будто бы нарушил долг верности своему хозяину, являются полностью вымышленными; что Дион покинул мой дом по собственному желанию и в хорошем состоянии здоровья; что мне не известно ничего, что могло бы пролить свет на обстоятельства его убийства».

Цицерон снова выступил перед судьями:

— Итак, перед вами дикое, совершенно необоснованное обвинение, проистекающее из дома, запятнавшего себя буйным распутством и развратом, и взвешенное, трезвое заявление из дома безупречных правил. С одной стороны, мы имеем слова не умеющей владеть собой, неистовой, любострастной женщины, с другой — клятвенное заверение одного из самых уважаемых граждан Рима. Неужели стоит колебаться над ответом, какое из двух предпочтительнее?

Теперь по поводу обвинения Целия в замысле отравить Клодию. Признаюсь, я никак не могу свести концы с концами в этой истории. Зачем Целию желать такого? Чтобы иметь возможность не возвращать деньги, взятые в долг? Но разве Клодия требовала вернуть его? Чтобы удержать Клодию от рассказа о том, что ей известно о покушении на жизнь Диона? Но такого покушения не было, как мы только что убедились. Что ж, остается предположить, что вся эта чепуха по поводу золота и заговора против Диона была придумана лишь для того, чтобы создать основание для другой выдумки — о том, что Целий пытался отравить Клодию. Одна небылица сочинена для того, чтобы стать мотивом другой небылицы! Ложь, построенная на лжи, клевета, возведенная на клевете.

Обвинение утверждает, будто Целий еще раз предпринял попытку совершить убийство, подкупив чьих-то рабов, — на этот раз рабов Клодии, чтобы они отравили свою хозяйку. И это после того, как провалился якобы имевший место точно такой план в доме Лукцея! Что же это должен быть за человек, вверяющий свою судьбу в руки чужих рабов не один раз, а дважды? По крайней мере, не отказывайте моему подзащитному в сообразительности!

И кстати, о какого рода рабах мы вообще говорим? В случае с домом Клодии это важно. Как должно было быть известно Целию, если он когда-либо посещал этот дом, отношения между Клодией и ее рабами далеки от тех, что можно назвать нормальными. В таком доме, возглавляемом женщиной, которая ведет себя как проститутка, где ежедневно имеет место невиданное распутство и осуществляются неслыханные пороки, где рабы получают доступ к необычайной близости со своими господами, — в таком доме рабы перестают быть рабами. Они разделяют со своей хозяйкой абсолютно все, включая и ее секреты. Они становятся ее товарищами по распутной жизни. В таком доме люди, которым положено быть внизу, в буквальном смысле слова оказываются сверху.

Я успел заметить, как Клодия буквально съежилась от взрывов хохота, разнесшихся над форумом. Цицерон вытянул руку, успокаивая толпу.

— Подобная манера обращения с рабами имеет, по крайней мере, одно преимущество: таких развращенных, избалованных рабов невозможно подкупить. Целий должен был знать это, если уж он действительно так близок с Клодией, как нам пытаются доказать. Если положение дел в доме Клодии ему было известно, то он наверняка не стал бы пытаться вбивать клин между такой женщиной и ее рабами — это слишком опасно! Если же он ничего об этом не знал, то как он сам мог так сблизиться с этими рабами, чтобы предложить им взятку? Обвинение противоречит само себе.

Теперь об этом якобы существовавшем яде — откуда он взялся, как он был передан и так далее. Обвинение утверждает, что Целий хранил его у себя дома. Он хотел проверить его и для этого приобрел раба. Яд оказался очень сильным. Раб умер почти мгновенно. Этот яд…

Тут речь Цицерона внезапно прервали рыдания. Он сжал кулаки и закатил глаза к небу;

— О бессмертные боги! Почему вы закрываете глаза, когда смертный совершает ужасное преступление? Почему вы позволяете негодяю ходить безнаказанным? — Он судорожно вздохнул и задрожал, словно пытаясь удержать слезы. Гладкая речь наскочила на внезапную остановку. Толпа затихла в неловком молчании.

Цицерон стоял совершенно неподвижно, словно человек, пораженный бурей эмоций, с которыми он тщетно пытается совладать.