Когда Венера смеется

— Ну, это же было всего месяц назад. Ты должна помнить — маленький галл и старый александрийский философ Дион. Он обратился ко мне за помощью, а я не мог ничего для него сделать, по крайней мере тогда. Он больше не приходил, пока меня не было?

Я ждал ответа, но, оторвав взгляд от чаши, увидел, что Вифания смотрит в пространство.

— По-моему, я задал очень простой вопрос, — спокойно повторил я. — Заходил ли к нам старый философ, пока меня не было дома?

— Нет, — сказала она.

— Странно. Я думал, он зайдет; он совсем обезумел от отчаяния. Я беспокоился о нем все время, что был в отъезде. Возможно, ему и не нужна была моя помощь в конце концов. Ты не слыхала о нем каких-нибудь новостей через свою обширную сеть информаторов и шпионов?

— Да, — сказала она.

— И что? Какие новости?

— Он умер, — сказала Вифания. — Убит, кажется, в том доме, где остановился. Это все, что мне известно.

Капли в моей чаше замедлили бег и остановились, просо в желудке превратилось в камень, а во рту я почувствовал привкус пепла.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Лишь несколько дней спустя после моего возвращения в Рим я выбрал время написать письмо Метону. В нем я пересказал все события, произошедшие за время моего отсутствия: победа Цицерона над Целием в процессе над Бестией, несмотря на обвинение против «виновного пальца» (прекрасный анекдот, которым Метон, без сомнения, поделится со своими товарищами), замешательство Помпея по пути на суд по делу Милона, непристойные вирши против Клодия и Клодии.

Поскольку я во всех подробностях изобразил посещение моего дома Тригонионом и Дионом, пока гостил у Метона в Иллирии, я чувствовал себя обязанным сообщить ему, что случилось с философом. Просто для того, чтобы он знал, говорил я себе, принимаясь за рассказ. Но по мере того как я писал, до меня стало доходить, что именно ради этой истории я вообще взялся за перо. Смерть Диона оставила во мне грызущее чувство вины, и процесс описания кровавых фактов, предназначенных для сведения Метона, как бы он ни был болезнен, доставлял облегчение моей совести, словно изложение событий на бумаге могло каким-то образом умерить их ужас.

В литературном искусстве до Метана мне далеко; моя проза никогда не заслужит одобрительной похвалы великого Цезаря. Тем не менее я приведу здесь отрывок послания, которое я написал Метону в тот последний день февраля:

«Сын мой, ты, наверное, помнишь, как я рассказывал тебе историю о посещении моего дома Дионом — философом, с которым я когда-то был знаком в Александрии, — и маленьким галлом по имени Тригонион. Ты еще смеялся, когда я описывал их дурацкие наряды — Дион был переодет женщиной, а евнух в тоге пытался выдать себя за римлянина.

Последующие события, однако, содержали в себе мало смешного.

То, чего так боялся Дион, свершилось всего несколькими часами позже его ухода из моего дома. Той самой ночью, когда я готовился пуститься в путь для встречи с тобой, Дион был зверски убит в доме своего хозяина, Тита Копония.

О самом факте убийства я узнал от Вифании на следующее утро после своего возвращения в Рим. Она заявила, что подробности ей не известны вовсе. Вифания невзлюбила Диона с той минуты, как увидела его, а ты знаешь ее характер — отныне и впредь он перестал для нее существовать; даже страсть к сплетням не могла подвигнуть ее заговорить о его убийстве. Мне пришлось выяснять детали самому, задавая различные вопросы в соответствующих местах. Это было не очень трудно, хоть и отняло некоторое время.

Дело выглядит так. Предварительно на Диона уже совершалось покушение — кто-то неудачно пытался отравить его. Он упоминал об этом во время своего визита ко мне. Очевидно, часть рабов его прежнего хозяина, Луция Лукцея, была подкуплена (без сомнения, агентами царя Птолемея), чтобы подложить яд в пищу Диона, но в результате был отравлен единственный раб, остававшийся при Дионе и служивший ему для проверки подаваемой пищи. После этого Дион перебрался из дома Лукцея в дом Копония.

Именно оттуда Дион пришел ко мне с просьбой помочь ему. Если бы только я предложил ему той ночью остаться у меня! Но в этом случае его убийцы могли Осуществить свой кровавый замысел прямо здесь, под моей крышей. При этой мысли я вспоминаю о Вифании и особенно о Диане и вздрагиваю.

Потерпев неудачу с ядом, противники Диона решили прибегнуть к более открытым средствам. Покинув мой дом, Дион со всей скоростью, на которую был способен, вернулся в дом Копония — было уже темно, а Дион страшился темноты, даже в своем наряде и с Белбоном в качестве провожатого. Что касается Тригониона, то он, по словам Белбона, дошел с ними до дверей дома Копония, после чего отправился своей дорогой, скорее всего в Дом галлов, который также расположен на Палатине, рядом с храмом Кибелы. Трудно найти человека, который знал бы что-нибудь о галлах, и никто не смог мне объяснить, какое он имел отношение к Диону.

О том, что последовало дальше, я имею сведения лишь из вторых и даже из третьих рук, поэтому их можно назвать просто слухами, но я думаю, им можно верить.