Когда Венера смеется

Но увы, тебя нет. И ты больше не находишься на отдыхе в безопасной Иллирии, где мы с тобой виделись в последний раз. Из разговоров на форуме я узнал о вашем внезапном перемещении в Галлию вскоре после того, как я оставил ваш лагерь. Говорили, что Цезарь направился подавлять мятеж какого-то местного племени с непроизносимым именем — не буду даже пытаться передать его на письме. Полагаю, ты вынужден был отправиться вместе с ним.

Береги себя, Метон.

Учитывая ваши передвижения, я не знаю, дошло ли до тебя письмо, которое я послал месяц назад, или оно доберется до тебя уже после этого, но поскольку один из письмоносцев Цезаря (молодой солдат, носивший мои послания к тебе и прежде) собирается отправиться в Галлию и говорит, что зайдет за моим письмом, если я закончу его через час, я пишу очень быстро и просто перечисляю новости последних дней, которыми располагаю сам, рискуя даже, что ты не все сумеешь понять из столь краткого описания (только не показывай это письмо своему полководцу. Я опасаюсь, что человек, который диктует свои записки прямо из седла, не сумеет понять, как недостаток времени может извинить такие неуклюжие предложения).

Надеюсь, ты все же получил мое последнее письмо и знаешь об убийстве Диона. Месяц назад я иронически отзывался о тех, кто говорил, что смерть Диона — слишком крупное событие, чтобы закрывать на него глаза, и что скандал должен закончиться наказанием виновных, но вышло так, что я ошибался, а они как раз оказались правы.

Скандал разразился огромный. Оказывается, Диона знали и ценили гораздо больше, чем я себе представлял, — если только убийство не превратило его в мученика и не придало его фигуре вес и уважение, которых он не знал при жизни. Все-таки с человеком, о котором сейчас говорят чуть ли не благоговейным тоном, обходились слишком небрежно в последние месяцы его жизни, гоняя от одного хозяина, принимавшего его с неохотой (а возможно, и предававшего его), к другому, столь же негостеприимному, заставляя растрачивать запасы, пока кошелек Диона не оказался пуст. Сенаторы, которые теперь говорят о Дионе как о втором Аристотеле и плачут при упоминании его имени, — это те самые люди, что не так давно отказывались выслушивать его в своих кулуарах.

(Мне внезапно вспомнилась старая загадка, которую Дион предлагал во времена моей молодости в Александрии: что лучше — пользоваться любовью при жизни и быть проклинаемым после смерти или быть проклинаемым при жизни и пользоваться любовью после смерти?)

Так что дебаты в сенате по поводу египетского кризиса продолжаются, раздуваемые возмущением по поводу недавней постыдной жестокости. Тем временем обвинение в этом убийстве было недавно выдвинуто против некоего Публия Асиция.

Должен сказать, я не удивился, услышав, что Асиция обвиняют в убийстве Диона. Дион сам подозревал, что этот молодой человек был причастен к попытке отравить его в доме Луция Лукцея, о чем он и рассказал мне во время своего посещения. В тот день, когда раб Диона, пробовавший его пищу, умер от яда, Асиций заходил к Лукцею. Само по себе это просто ничего не значащее совпадение. Но после того, как Дион покинул мой дом, и, возможно, вскоре после того, как он был заколот в своей постели, я случайно натолкнулся на улице на Асиция и нашего соседа М.Ц., и хотя то, что мне удалось услышать из их разговора, не содержало в себе ничего, прямо указывающего на преступление, теперь все эти обстоятельства кажутся мне, в ретроспективе, очень подозрительными.

Так что, когда я услышал об обвинении, предъявленном Асицию, я почувствовал большое облегчение, решив, что сейчас как раз самый подходящий момент, — если он действительно виновен, — чтобы вся безобразная правда вышла наружу, причем без всякого моего в этом участия (полагаю, ты порой чувствуешь то же самое на службе у Цезаря, когда какая-нибудь отвратительная по характеру задача разрешается без всяких усилий с твоей стороны, словно дружественный бог решил оказать тебе услугу).

Но боги переменчивы в своих милостях.

Кто, как ты думаешь, вызвался защищать Асиция? Да, именно лучший адвокат во всем Риме, наш старый друг Марк Цицерон.

Как только я услышал об этом, все мои надежды в миг развеялись. Много что может произойти на процессе, где Цицерон выступает в числе адвокатов, но истина там всплывает очень редко. Если справедливость и торжествует, то всегда наперекор цицероновским туманам и кривым отражениям, и обычно правдивость произносимых речей не имеет к ней никакого отношения.

Говорят, что ни Цицерона, ни Асиция не было в Риме, когда против Асиция было выдвинуто обвинение, — они оба находились на побережье, Цицерон — в Неаполе, Асиций — на другом берегу залива, в Байях, на своей семейной вилле. Для того чтобы обсудить дело, Асиций послал за Цицероном, который прибыл в Байи в роскошных носилках Асиция. Точнее, не в его собственных, но в носилках, подаренных ему — кем бы ты думал? — царем Птолемеем.