Когда Венера смеется

— Вон там начинается Аппиева дорога, которая идет к югу, до самой Кампании и еще дальше. А там, пересекая Аппиеву дорогу и опираясь на стену для поддержки, проходит Аппиев акведук, который вот уже скоро как триста лет доставляет в город воду. Все это оставлено Риму моим родом. А эти люди на форуме смеют оскорблять меня такими именами!

Она ненадолго замолчала, глядя на открывающийся вид, моргая, словно в глаза ей попал песок, затем оглянулась через плечо. На расстоянии брошенного камня находился самый южный из храмов, венчающих вершину Капитолия.

— Мне нужно войти туда на одну минуту, — сказала Клодия. Она широкими шагами направилась к ступеням храма, оставив меня одного гадать, то ли я стал свидетелем желания благочестивой патрицианки воскурить благовония в честь своего предка, то ли просто женщине потребовалось скрыть внезапно подступившие слезы.

Носильщики отдыхали. Телохранители метали кости. Хризида оставалась за драпировками носилок. Я бродил по вымощенной площадке перед храмом, разглядывая каменные плиты под ногами. Внезапно я понял, что за храм передо мной — храм богини Фидес, и вспомнил о надписи, появившейся не так давно на мраморном парапете этого здания.

Мне не составило труда отыскать ее. В угасающем солнечном свете я прочитал высеченные буквы, испытывая чувство какого-то непонятного отстранения:

ПТОЛЕМЕЙ ТЕОС ФИЛОПАТОР

ФИЛАДЕЛЬФ НЕОС ДИОНИС

ДРУГ И СОЮЗНИК РИМСКОГО НАРОДА

Теперь, когда все было сделано и сказано, царь Птолемей оказался причиной, стоявшей за всем: путешествием Диона в Рим и его печальной кончиной, египетскими махинациями Помпея, Клодия и прочих римских сенаторов, приближавшимся процессом над Марком Целием. Но, как указывал сам покойный философ, единый ствол дерева, ясно видимый у основания, тем больше теряется из виду, чем дальше следишь за его ветвями.

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, — Клодия закончила свои дела в храме и неслышно спускается по ступеням ко мне. Я почувствовал ее запах.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Я вышел из носилок Клодии перед дверьми своего дома, когда последние лучи дневного света соскользнули с крыш и унеслись в эфир. Носилки с красными и белыми полосами удалились. Тяжелая поступь телохранителей Клодии оставила за собой облако пыли, отчего пустая, охваченная сумерками улица сделалась еще мрачнее. Я постучал в дверь, но Белбон не спешил открывать.

Какое-то предчувствие — когда, как говорят, Фортуна касается плеча, — заставило меня обернуться.

Через улицу напротив я заметил человеческую фигуру. Человек был одет в тогу и, судя по его позе, стоял, наблюдая за мной. Я повернулся и снова постучал в дверь. Я попробовал засов в надежде, что он случайно окажется открытым. Тщетно. Я снова оглянулся.

Человек подошел ближе и стоял теперь посреди улицы. В полутьме и в пыли я не мог разобрать ничего, кроме силуэта.

Куда же подевался Белбон, как раз тогда, когда он мне нужен? «Не таскайся с этим громилой, — сказал Тригонион, когда я выходил из дома. — Ты будешь в носилках. При них есть охрана». И вот я оказался на пороге собственного дома один, без телохранителя, без оружия. Я снова постучал в дверь и повернулся лицом к неизвестному. Если мне предстоит быть заколотым, я предпочту смотреть ему в лицо, а не подставлять спину. Конечно, этот человек — всего лишь случайный прохожий, говорил я себе, в то время как в голове лихорадочно перебирал всех, кому было бы выгодно положить конец моему расследованию убийства Диона, — царя Птолемея, Помпея, Марка Целия, врага Клодия Милона, чьи люди грозили сегодня Клодии на форуме — люди, печально известные тем, что не останавливаются ни перед какими средствами, чтобы избавиться от своих противников.

Человек подошел еще ближе, ступая осторожно. То, как он шел, напугало меня. Если он был со мной знаком, почему бы ему просто не подойти или не окликнуть меня по имени? Если это был случайный прохожий, который шел по своим делам, зачем он приближается так нерешительно?

Внезапно я вспомнил, как кто-то крался за нами по Крутой аллее прошлой ночью, а затем внезапно развернулся и бегом исчез в темноте.

— Гражданин, — сказал я, обретая голос, — я тебя знаю?

Порыв ветра смел и рассеял висевшую в воздухе пыль. Где-то высоко над землей одинокое облако перехватило последний луч догоравшего дневного света и бросило слабый отсвет на темную улицу, где я на мгновение успел разглядеть лицо незнакомца. Определенно, это не убийца, подумал я. С таким лицом, как у него…

Мое сердце, однако, продолжало грохотать.

Дверь загремела. Я услышал, как изнутри поднимают засов. Дверь открылась, и я быстро отступил назад, столкнувшись с чем-то, что оказалось Белбоном, улыбавшимся мне сонной улыбкой.

— Прости, что заставил ждать так долго, хозяин. Хозяйка позвала меня, чтобы я помог…

— Ладно, Белбон. Скажи, ты знаешь этого человека?

— Какого человека, хозяин?

Фигура исчезла так же быстро и бесследно, как пыль, развеянная порывом ветра. Я посмотрел вверх и вниз по улице.

— Кто это был, хозяин?

— Не знаю, Белбон. Может быть, никто.

— Никто?