Когда Венера смеется

— Так вот, значит, как получилось между ней и Целием. Я любил их обоих. Блестящая Венера римского общества, дерзкий Адонис. Что удивительного в том, что эти двое решили полюбить друг друга и выкинули неотесанного веронского деревенщину из своей постели? Они вдвоем без меня — этого я не мог вынести, — речь его начала заплетаться от вина. — Лучше бы ее муж не умер. Старый добрый Квинт Метелл Целер, тяжеловесный рогоносец. Тогда она была верной мне! Но после того, как Целер умер, она превратилась в женщину, которая живет сама по себе и принадлежит, кому хочет. Но даже это было лучше, чем если бы она завела себе фаворита и выгнала меня вовсе. Но вот она выбрала Целия, и я стал еще одним из множества ее бывших любовников. В этой таверне полно подобных бедняг. Я могу указать тебе дюжину мужчин, которые имели ее. Я думал, год, проведенный вдали от Рима, излечит мою боль. Но рана все еще кровоточит, а я все мечтаю о ноже, который ее нанес.

— Она больше не любит Целия, — сказал я. — Он бросил ее, насколько я могу судить. Она очень переживает. Знай, что она решила добиться его краха и целиком поглощена своей задачей, если это может принести тебе какое-то облегчение.

— Облегчение? Знать, что другой человек проник ей в душу, что он стал ей небезразличен настолько, что она чувствует боль, когда он бросает ее, и что боль эта так сильна, что она хочет уничтожить этого человека? Со мной она рассчиталась одним движением руки — больше никаких объедков никчемному псу! Целий оставил ее, и она сходит с ума. В чем же тут облегчение?

— Желание уничтожить тут взаимное, по крайней мере если верить Лесбии. Происшествие в банях связано именно с этим. Друг Целия Лициний явился туда, чтобы передать яд кое-кому из ее рабов, потому что Целий думал, что может подкупом заставить их отравить свою хозяйку.

— Убить Клодию? — Катулл был настолько напуган либо настолько пьян, что позабыл выдуманный им псевдоним. — Нет, Целий никогда бы не сделал этого. Я не верю.

— Она заявляет, что он сперва опробовал яд на своем рабе и глядел, как тот умирает у него на глазах.

— Я не верю этому. Целий может убить раба, не испытывая ни капли вины. Но я не верю, чтобы он мог обратить яд против нее.

— Даже от отчаяния? Обвинения против него серьезны. Жизнь его будет загублена, если его признают виновным. Униженный, забытый, изгнанный из Рима.

— Изгнанный из Рима — я знаю, что такое одиночество. — Катулл уставился в свою чашу.

— Разве ты не поверишь, что он способен уничтожить Лесбию, чтобы спасти себя?

— Уничтожить Лесбию? Нет, только не ее. Никогда.

— Может быть, он никогда не любил ее так, как ты.

— Никто из них никогда не любил ее так, как я. — Катулл опять уставился в толпу рассеянным взглядом. — О Аид, — прошептал он. — Смотри, кто пришел.

Я прищурился сквозь туман, глядя на то, как три вновь вошедших человека стоят возле входа, озирая комнату в поисках места.

— Марк Целий собственной персоной, — сказал я. — И не один, а со своими друзьями Асицием и Лицинием, если я не ошибаюсь.

Целий заметил Катулла. На лице его отразилось сначала удивление, а затем молниеносная вспышка эмоций. Но он овладел собой, когда узнал меня. Он поколебался, затем махнул своим спутникам следовать за ним и подошел к нам.

— Катулл! — сказал он, вспыхнув сардонической усмешкой. — Когда ты вернулся?

— Несколько дней назад.

— И не зашел навестить меня? Мои чувства оскорблены.

— На самом деле я заходил к тебе, — сказал Катулл. — Заходил на твое прежнее место жительства. Соседи сказали, что Клодий выкинул тебя вон и продает дом. Они сказали, чтобы я искал тебя в лачуге твоего отца на Квиринальском холме.

— Тебе все равно следовало зайти, — на улыбку Целия даже не набежала тучка.

— Квиринальский холм не входит в круг моих обычных маршрутов. Потом, я не думаю, что дом твоего отца — подходящее место для приема гостей в привычном для тебя стиле.

— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

— Ну, вино, песни, распутные женщины, изобретательные любовные приготовления. Вряд ли твой отец одобрит такой образ жизни.

— Теперь я покончил со всем этим, — сказал Целий.

— По крайней мере до суда. Потом тебе придется покончить со всем этим независимо от своего желания.

Маска на лице Целия чуть не переломилась пополам.

— Я имею в виду, что нахожу больше неподходящими наиболее шумные привычки своей юности и порвал связь с наиболее сомнительными своими знакомыми. Возможно, ты правильно поступил, Катулл, что не стал заходить ко мне. Нужно ведь придерживаться определенных приличий, когда приглашаешь гостя в дом своего отца. Очень благоразумно с твоей стороны, что ты уберег меня от беспокойства хлопать дверью у тебя перед носом.

Наступила долгая пауза, в продолжение которой Катулл, задумчиво поджав губы, вертел в руках чашу, глядя за тем, как катаются по ее внутренней поверхности остатки вина.

— Полагаю, — произнес он наконец таким твердым низким голосом, что я затаил дыхание, — что такие оскорбления с твоей стороны, Марк Целий…

Целий напрягся, его друзья сделали то же самое.