Когда воют волки

В субботу было много покупателей, и Гнида не отходил от прилавка. В воскресенье, как всегда, дел по горло, так что о докторе он даже не вспомнил. В понедельник утром старик от боли не мог двинуть шеей. Много ночей подряд он почти не спал, его мучили боли, словно дом обрушился ему на череп. Гнида встал с твердым намерением сходить к врачу. Правая рука стала тяжелее, чем пест для отжимки винограда, и ему казалось, что она чужая. Руку будто свинцом налили. Это испугало Гниду. Левая рука тоже не двигалась, язык прилипал к небу, как мастерок штукатура с раствором. Ноги не держали массивное тело старика, он упал на одеяло, прохрипев:

— Пошлите за доктором! Пошлите скорей, я умираю! Будь прокляты эти крысы! Зачем только господь создал их!

Врач пришел поздно, он был на охоте. Когда он щупал пульс и увидел руку Гниды, он понял, что произошло, и сказал Лусинии:

— Как можно скорее пошлите кого-нибудь в город за этими лекарствами. Тут есть у кого-нибудь автомобиль?

— У сеньора Луиша пикап…

— Так попросите его съездить за лекарствами. Если хотите спасти мужа, нужно действовать быстрее…

— О боже!

Лусиния ушла. Врач попросил согреть воды. Ампулы привезли быстро, насколько это было возможно для тамошних мест. Доктор погрузил руку Барнабе в кипяток.

— Вы обварите меня!

— Вот и хорошо!

Врач сделал уколы и ушел, сказав:

— Завтра снова приду. Я сделал все, чтобы предотвратить гангрену. Может быть, антибиотики помогут. В противном случае… — больше ему добавить было нечего.

Еще три дня доктор приходил к Барнабе и исколол ему все тело: ноги, ягодицы, живот. Бруно приехал из Порто и не узнал отца. На седьмую ночь больной стал бредить:

— Крысы выпили все масло! Будь прокляты все крысы, которые только есть в Португалии! Португалия — крысиная нора, повсюду они пищат и грызутся. Плодятся и жрут… Жрут и плодятся… Все жрут — и живого и мертвого. Черт бы их побрал! Грызут стены, жрут сахар, сало, но больше всего любят оливковое масло. Они скоро станут пить масло из лампады господу богу заодно с дьяконом. Сколько крыс! Сколько крыс! Какие громадные! Как бараны! Жена, дайка мне мотыгу — я убью одну, она по мне лезет…

Ночью он разразился громкими судорожными рыданиями, потом захрипел. Грудь старика раздулась и походила на большой глиняный горшок, фиолетовый, как вино; он завернулся в полотенце и рычал:

— Черт побери всех крыс Португалии! Какое проклятие господь послал на нашу землю! Они жрут меня заживо! Какая громадная крыса! Это доктор Лабао…

— Ты бредишь! — сказала Лусиния. — Тебя зовет к себе матерь божья, она исцелит твой рассудок. Хочешь, я позову священника?

— Священника?! Черт бы его побрал, это самая злая крыса!

Теотониу слушал внука с открытым ртом, его душу переполняла злобная радость. Значит, избавились от этого мошенника, сейчас, наверно, на нем верхом дьявол скачет по аду. Когда же он заберет и его подлого сына из Лесной охраны?

— На похоронах много народу было? Его сыновья теперь богатыми стали…

— Очень. Болтают, Лусиния вместе с зятем Карвалиньо залезла в сундуки, взяла все деньги, что там были.

— Нет на них напасти!

С гор донесся вой.

— Это лиса, — сказал Жаиме.

— Нет, это волки почуяли скот в хлеву.

— А может, душа Барнабе бродит.

Старик лег. Поздно ночью он услышал, как возится Фарруско. Недобрый признак. А может быть, ему приснился плохой сон? Собаки ведь тоже видят сны, как люди. Однако пес услышал, как ворочается хозяин, и снова заснул.

Тогда старик натянул штаны, надел башмаки, взял в руки заряженное ружье и вышел к калитке. Вдали, по опушке соснового бора, там, где недавно проложили дорогу из Урро в Барракаш, медленно, озираясь по сторонам, шел человек. По его фигуре, ружью за плечами и форменной одежде Теотониу узнал Бруно. Там, где дорога сворачивала в Рошамбану, он остановился. Старик видел, как он недолго постоял и пошел дальше.

«Гм, — сказал себе Теотониу. — Позавчера твоего отца похоронили, а ты уже бродишь?! Ну, подожди, я тебе покажу! Разве честный человек пойдет на службу в лесничество? Но зачем он останавливался?.. Только ли из любопытства?..»

В силках, установленных на новом месте, старик нашел крупного зайца; он уже окоченел, значит, попался еще вечером. Спрятав зайца под одежду, старик вернулся в Ромашбану и отдал его Жоржине:

— Зажарь на завтрак!

К вечеру явился д-р Ригоберто, который принес судебное постановление: Мануэл Ловадеуш или кто-нибудь вместо него обязан был заплатить за шесть месяцев пребывания в тюрьме и 20 эскуду штрафа, что составляло в общей сложности 3600 эскуду, кроме того, судебные сборы и налоги, составлявшие 4 конто. Хорошо еще, что адвокат не взял ни гроша, хотя коллеги д-ра Ригоберто обычно запускали руку в чужой карман по самый локоть. Это была своеобразная мера воздействия на подсудимых. Следующий раз они задумаются, прежде чем нарушить устои государства.

— Продадим дом в деревне, — сказал старый Ловадеуш.

— Не нужно, дедушка, — стала упрашивать его Филомена. — Может, мы здесь не станем жить. Здесь так скучно! А по ночам страшно…