До атаки оставались часы — то есть никто из нас не имел роздыха. Нужно было передавать приказы. Там, где этого нельзя было сделать по телефону, их
в письменном виде доставлял связной. По жизненно важным вопросам было необходимо, чтобы наши офицеры лично являлись в штабы батальонов.
Часы шли и шли незаметно для нас. И снова наступил последний час перед атакой. Снова думаешь: а будет ли она успешной и в этот раз? Сможем мы застать противника врасплох? Вопросы и сомнения, ответы на которые придут позже.
За несколько дней до этого оба наших полка, 267-й гренадерский и 274-й гренадерский, выдвинулись на позицию на северной блокирующей линии, которая тянулась от Дона до Волги фронтом на север. Мы должны были провести зиму на этой блокирующей позиции. Тем не менее до этого пока не дошло. Первым делом мы должны провести эту атаку.
Поскольку я командовал 7-й ротой — но был откомандирован на полтора месяца в полковой штаб, — мои мысли обратились к моим солдатам. Как не раз за эти недели, они снова встретились с непростой задачей. Силезцы должны были выполнить ее с моими земляками из Рейнланда-Вестфалии: остальную часть атакующих сил составляло по полку от 24-й танковой дивизии (не существует документального подтверждения, что какая-либо часть 24-й ТД принимала участие в атаке. —
Я — маленький винтик в этой большой машине, обученный тактике и мало разбирающийся в стратегических вопросах, — сомневался в успехе атаки. Когда переходишь от удержания позиций к наступлению, нужно значительное численное превосходство или применение тяжелого оружия, чтобы не дать противнику подняться во время прорыва. Я не верил, что у нас есть численное превосходство. Я не знал, сможет ли тяжелое оружие, выделенное для поддержки атаки, заставить противника залечь. Местность была для танков непроходима; более того, их не было.
Когда мы услышали первые звуки боя к северу от себя, мы поняли, что «танец» начался. Для меня это было внове: раньше я прямо участвовал в бою вместе со своими солдатами. При этом ты сосредоточен на бое и часто не чувствуешь времени.
Теперь я впервые был в роли штабного — участник с совершенно другими обязанностями, для которого время буквально ползет. Я заметил, что нашего командира, оберста Гроссе, терзают сомнения в том, что все идет как надо. Он знал общую ситуацию лучше нас и тоже возражал против цели атаки. Но в целом мы были солдатами, которые должны повиноваться и исполнять приказы. Боевая эффективность любой армии растет или падает в зависимости от повиновения и веры в командование.
Около полудня мы получили первые донесения о ходе боя — пройдя 200 метров, атака захлебнулась. Наше тяжелое оружие не смогло подавить противника. Его оборонительный огонь нанес обоим полкам значительные потери, включая несколько убитых.
Начался жестокий обстрел из артиллерии и минометов, что означало, что продвижение вперед невозможно. Командир приказал мне пойти со связным в штабы II и III батальонов. Для гауптмана Израэля и также обер-лейтенанта Краузе, замещающего гауптмана Риттнера, ситуация сложилась крайне рискованно. У обоих батальонов не осталось резервов, и каждая потеря по-настоящему ослабляла боевой состав.
Обер-лейтенант Краузе сказал со своим восточнопрусским акцентом: «Если так будет продолжаться и дальше, в конце нам придется воевать парнями из обоза».
Втайне я согласился с ним.