29 октября 1942 г.
29 октября обещало быть ясным днем. Солнце появилось на востоке, и, несмотря на то что ночи были уже холодные, можно было — насколько возможно — согреться в его лучах. Я часто обращался мыслями к своей роте.
На прогулке у блиндажа я увидел лежащие там и сям небольшие мины. Они были круглыми, примерно
_IL
~1Г
десять сантиметров в диаметре, и из них выступали проволочные стержни. Задень эти стрежни — и мина взорвется. Я доложил об увиденном командиру, который распорядился искать эти опасные сюрпризы.
Когда я с должной осторожностью осматривал эти штуки, обер-ефрейтор из штаба полка спросил меня:
— Герр лейтенант, что это?
— Это небольшие мины, которые Иван сбросил прошлой ночью со «швейной машинки» (не понятно, что это было. В СССР не производилось ничего подобного, устанавливать мины с самолета придумали как раз немцы — бомбы SD-2 можно было установить на подрыв в воздухе, при падении или когда на нее наступит солдат противника. Да и взрыватель с проволочными усиками скорее похож на немецкий Z-35, от мины-лягушки. —
— Они опасны? С виду ничего страшного.
— Еще как опасны! Обходи их подальше! Все, что мы не знаем и что исходит от Ивана, — опасно.
— Ну, вряд ли они столь опасны.
— Предупреждаю: держи лапы подальше от них.
Он ушел, но явно не был убежден моим предупреждением.
В полдень пришел и доложил полковнику об отбытии в «особый отпуск» первый кавалер Рыцарского креста в полку, капитан третьего батальона гауптман Артур Риттнер. Риттнер особо отличился в боях за Южный Сталинград. Мы были рады за него. Гауптман Риттнер был «двенадцатником» (солдатом, подписавшим 12-летний контракт) и прошел подготовку в рейхсвере.
Часть моих учителей тоже прошли подготовку в рейхсвере — например, мой первый командир роты.
Без рейхсверовских кадровых солдат наши вожди не смогли бы создать вермахт за такое короткое время.
Когда гауптман Риттнер убыл в отпуск, он забрал с собой письма на родину, которые он отошлет из Бреслау. Мы решили, что это ускорит письмам дорогу до адресатов. Были и другие счастливые новости. Мой старый заслуженный командир, майор доктор Циммерман, получил Германский крест в золоте. Он все еще был в отпуску по болезни.
30 октября 1942 г.
30 октября мы приняли делегацию из соседнего полка 16-й танковой дивизии. Она состояла из командира 79-го панцергренадерского полка, оберста Рай-ниша, с адъютантом, обер-лейтенантом Брендгеном. С ними было еще несколько человек. 79-й полк тоже участвовал в тяжелых боях и — как и мы — понес серьезные потери. Теперь они подпирали нас слева. За вычетом двух полковников, они были моими земляками из долины Рейна и Вестфалии. Знакомый говор звучал в ушах, как музыка. Главной темой разговора полковников было положение в секторах обоих полков и как тяжело в этих условиях удерживать позиции на направлении от Рынка и Спартаковки к Волге. Оберст Райниш считал, что этот сектор можно назвать «маленьким Верденом» — там вряд ли найдется квадратный метр, не изрытый бомбами и снарядами. Кроме того, этот факт не давал использовать там танки. Вражеское сопротивление в этом районе все еще не было сломлено.
Было интересно увидеть обоих командиров полков. Оберст Райниш был родом из Штайермарка и имел
предупредительные манеры. Мой командир, оберст Гроссе, немногим от него отличался. Для меня они были «кавалеристами старой школы», у которых я мог только учиться. Гости пригласили нас нанести ответный визит, признавая, что общая ситуация это позволяет. Оберст Гроссе сказал, что он будет рад. Позже он сказал нам: «Всегда хорошо лично знакомиться с товарищами из других частей. Это важно для последующих боевых действий». Я мог с ним только согласиться.
31 октября 1942 г.
Октябрь подошел к концу. А бои в городе продолжались. Не было почти никакого продвижения вперед. Мы были слишком малочисленны, чтобы снова двигать нас в бой. Нас хватало только на то, чтобы держать позиции в тихом секторе.
Полтора месяца назад у устья Царицы, когда мы почти непрерывно наступали, я писал жене: «...еще несколько дней, и мы возьмем Сталинград».
Теперь надвигалась зима. Чтобы взять оставшуюся часть города, нужно было вводить в бой свежие силы. Боевой дух у солдат был высок, и мы полностью доверяли нашему командованию. ■
Звонком из дивизии нас предупредили о визите генерала Пфайфера. Он командовал дивизией со времени печального происшествия с нашим первым командиром, генералом от инфантерии Фолькманом. Мне приказали сделать доклад командиру. Оберст Гроссе ответил на мои поздравления и сказал с улыбкой: