Когда возвращается радуга. Книга 1

Решила и… предоставила этих двоих собственной судьбе. До поры до времени. Султанская кровь ещё пригодится. Например, при решении мирных переговоров с каким-нибудь зарвавшимся соседом-царьком могла понадобиться и принцесса… но зачем же отдавать в неизвестные земли родную кровиночку? Вот, есть сиротка, тоже почти принцесса, между прочим. Как рассудит Повелитель, так и будет. А рассудит он, конечно, не без помощи верной жены и советчицы.

Вот и росла, наособицу от других детишек, хоть редко, но рождающихся иногда в гареме, маленькая рыжая Ирис, дочь избалованного славой Баязеда и его последней услады Найрият, о которой мало кому известно было помимо того, что родом она из далёкой варварской страны. Девочка так и оставалась под присмотром любимой няни Мэг, слушала сказки о далёкой Ирландии, о мудром и добром Иисусе, которого здесь уважали и называли пророком Иссой, о его матери Мириам. Жадно внимала рассказам и о своей матушке, красивой, весёлой, любимой; вестям об отце, которого видела всего три раза, да и то издалека. А потом Мэг и вообще запретила о нём говорить — только с ней, только наедине. Нельзя, чтобы об их родстве знали. Нельзя. Ирис верила нянюшке истово, а потому, хоть и задавалась иногда вопросом — почему нельзя? — всё равно слушалась.

А вопросов-то было множество.

Почему все девочки и наложницы ходят с распущенными волосами или в хорошеньких кругленьких шапочках, а ей, выходя из своих убогих «покоев» непременно нужно туго повязывать платок или подбирать волосы под надоевшую плотную повязку?

Почему можно бегать во дворе, на кухню, заглядывать в хаммамы, в дальний сад, а в покои «больших» девочек не соваться? И на второй, а особенно на третий этажи дворца не лезть ни в коем случае, даже в сторону лестниц не коситься? Кто такие — «Избранные»?

Почему нужно обязательно спросить разрешения, чтобы поиграть с детьми, гуляющими в особом дворике, куда, кроме них и нянек, никого не пускают?

Почему их общий отец, Великий султан, находит время для её братьев и сестриц, а о ней, почти самой старшей, не помнит? Почему матушка Алишера и Лейлы глядит на неё с отвращением и брезгливостью, как на какого-то паука? Однажды Ирис случайно столкнулась с ней и сама была не рада. Нянюшку после этого долго ругали, и теперь, перед тем, как пойти поиграть в особый дворик с особыми детьми, приходилось узнавать, чем занята хасеки-валиде, и не вздумается ли ей в это же время навестить маленьких шахзаде.

В общем, довольно рано Ирис поняла: чем ты незаметнее, тем лучше. Не лезь на глаза. Не задавай лишних вопросов. Не зли и не раздражай никого. Думай о людях что угодно, но держи мысли при себе. Терпи. Жди.

Может, отец о тебе ещё вспомнит.

Может, всё изменится к лучшему.

Может…

О последнем Мэг не говорила, но у малышки Ирис были ушки на макушке и умная головушка, и не раз она слышала перешёптывания взрослых девушек о том, что Айше-хатун уже — страшно подумать — скоро тридцать, а гарем пополняется и пополняется молоденькими одалисками. Не всё этой тиранше одной-единственной держаться за спинку трона, глядишь, рано или поздно придётся подвинуться… Ирис едва не схлопотала взбучку, однажды пересказав няньке подобные разговоры.

— Не смей! — грозным шёпотом предупредила Мэг. — Пусть другие болтают, что хотят, и сами за это расплачиваются, а ты — молчи! У неё везде свои уши. Длинноязыкие здесь долго не живут, запомни!

Она запомнила.

Но детское сердце беспечно. Ему свойственно больше тянуться к хорошему, нежели помнить о плохом. А потому — Ирис часто не замечала косых и хмурых взглядов, была отзывчивой и доброй, послушной и ласковой.

Прошло несколько лет, и в Большом Гаремном Дворе почти никто не помнил, кто такая эта егоза, что крутится то по саду, то на кухне, то в банях — помогает, как может, ещё молодой женщине, вечно не снимающей тёмного платка. И почему ей дозволяют играть с детьми самого Солнцеликого? На вопросы любопытных новых одалисок главный евнух отвечал скупо, что дитя — дальняя родственница Повелителя и живёт при гареме из милости. Гурии тотчас теряли к ней интерес. До того ли, если у каждой в сердце мечта: выбиться хотя бы в гюзде, «замеченную», а там — шаг за шагом, потихоньку, глядишь — и потеснить хасеки-султан… Они юны и свежи, а прекрасная Айше не молодеет. Сераль же — сказочное место, где, говорят, даже посудомойка или банщица может вознестись до небес, попадись в счастливый час на глаза повелителю правоверных.

* * *

Приподнявшись с корточек, Ирис стряхнула с ладошек жёлтую пыльцу, не заметив, что такая же солнечная полоска осталась на носу и на щеке. Повторила, улыбаясь, смешное название:

— О-ду-ван-чик…

Каким ветром занесло сюда пушинку северного гостя, что притаился сейчас под розовым кустом в гаремном садике? Подражая Мэг, девочка, не сдержавшись, снова нежно коснулась пушистых, как цыплятки, раскрытых блюдечек-головок. И вспомнила, как у няньки увлажнились глаза и задрожал голос, когда они с ней впервые обнаружили этих крошечных гостей. Она ахала и качала головой: