Когда время не ждет

Мужчина наклонился вперёд и поболтал чем-то перед лицом Силаса. То была военная медаль на ленте с вертикальными полосками коричневого, чёрного, белого, красного, синего и зелёного цветов.

Проклятье!

То была личная военная медаль Силаса, которой его наградили после Ирака.

Какого чёрта этот придурок возомнил о себе?

Мужчина покачал медалью взад-вперёд перед носом Силаса.

– Кажется, ты её выронил, – сказал он.

Силас прекрасно знал, что не мог выронить её. Она всегда лежала в кармане его рубашки, тщательно застёгнутая на пуговицу – напоминание о давно ушедшем времени, когда ему казалось, что его жизнь приносит кому-то пользу.

Так значит, этот тип обшарил его карманы, пока он лежал без сознания!

Всё ещё раскачивая медаль, мужчина сказал:

– И за какую войну они дали тебе это? Операция «Освобождение Ирака»? Нет, для неё ты выглядишь слишком старым. Должно быть, это «Буря в пустыне». Я прав?

Силас заскрипел зубами.

Он начинал злиться.

– Убери от неё руки! – прорычал он. – Отдай её мне.

Мужчина продолжал улыбаться с невозмутимым видом.

– Я всего лишь хотел поблагодарить тебя за службу. Нет, я серьёзно. Те, кто оставались в это время дома, должны стыдиться. Мы недостаточно ценим вас, ветеранов. И мы даже не представляем, через что вам пришлось пройти, чтобы защитить нашу свободу, которую мы принимаем за данность. Я даже представить не могу. Так что спасибо тебе. От всего сердца. Надеюсь, ты не возражаешь, если я задам тебе один вопрос. Если это не моё дело, просто пошли меня куда подальше.

Мужчина пристально уставился в глаза Силасу.

– Тебе было страшно? Я имею в виду, в бою. Не знаю, хватило бы у меня мужества сделать то, что делали там вы, перед лицом опасности. Боюсь, я бы дал оттуда дёру. Но у вас, наверное, хватало мужества, когда оно было необходимо, да ведь? У меня - не знаю. А вот у тебя оно было. И я всё время гадаю… было ли тебе страшно?

Силас почувствовал, что его лицо искажается в гримасу ехидной ярости.

Будь он проклят, если будет отвечать на вопросы этого придурка!

Тем не менее, вопрос задел его.

Ему было чертовски страшно в Ираке. И сейчас он невольно чувствовал тот же страх. Дело было даже не только в том, что он был почти закопан и полностью обездвижен.

Дело было в самой земле – он кожей ощущал её зернистость вокруг себя.

«Песок, – подумал он. – Я наполовину похоронен в песке».

Больше всего его напрягал именно песок, он пробуждал в нём ужасные воспоминания. Его первая перестрелка в пустыне Ирака напугала его так, как он не мог и представить.

До того, как он побывал в бою, он думал, что будет бояться взрывов, пламени и грохота вражеских оружий.

Но в пылу огня он всего этого почти не замечал.

Вместо этого он слышал приглушённые, быстрые, до странности мягкие хлопки пуль по земле вокруг себя и видел крохотные фонтаны песка.

Поначалу они казались почти безвредными, пока прямо рядом с ним пуля, которую Силас даже не услышал, не проткнула тело его приятеля Ашера, из которого брызнула струя крови, а пули продолжали издавать те же тихие хлопки по телу Ашера.

«Чёрт побери, я боялся, это уж точно», – подумал он.

Его ужасно разозлило то, что у этого клоуна хватило нахальства всколыхнуть в нём снова весь этот страх.

– Вытащи меня отсюда, – прошипел он.

Мужчина, назвавшийся Феликсом, огляделся с наигранной заботой.

– Да, ты попал в интересную ситуацию, – сказал он. – А ещё, похоже, кто-то не доделал здесь свою работу. Кто-то оставил на полдороге закапывание этой ямы. Боюсь, что у него могут быть из-за этого проблемы. Но ничего, я помогу ему.

Его лицо исчезло из поля зрения. Затем мужчина снова показался на краю ямы. В руках у него была лопата.

Мужчина кинул охапку земли, которая почти попала в лицо Силасу.

Силас заорал:

– Эй, какого чёрта ты делаешь?

– Судя по всему, доделываю чью-то работу, – как ни в чём не бывало сказал мужчина, загребая лопатой ещё земли из кучи рядом с ямой. – Но ты не волнуйся. Тебе сейчас не очень удобно, я это вполне понимаю, так что не пытайся мне помочь. Я обо всём позабочусь.

Теперь Силаса пронзил чистый ужас – подобный ужас он часто испытывал в кошмарах и много лет пытался утопить его в алкоголе.

То была беспомощность – полная, совершенная беспомощность.

Обездвиженность отозвалась сверхъестественным эхом той первой перестрелки.

Тогда его тело было свободно, но он чувствовал себя парализованным, поскольку безопасного места, где он мог бы спрятаться, просто не существовало. Ему некуда было бежать, и пули мягко шлёпали по песку.

Но сейчас он мог сделать кое-что, то, чего не мог сделать в Ираке.

Он мог закричать.

И он во всё горло заорал:

– Помогите! Кто-нибудь, на помощь!

Мужчина кинул ещё лопату земли в яму, а затем огляделся.

– Странно, что кто-то вообще стал заклеивать тебе рот, – сказал он. – Твои запястья и лодыжки связаны, чтобы ты не дёргался, это понятно, но зачем же заклеивать рот? Кто может тебя услышать? Может быть, ночной сторож?

Он со смехом снова поднял лопату.

– Ах да, – добавил он. – Это же ты ночной сторож!

Силас заорал так громко, что по его горлу как будто прошлись изнутри наждачной бумагой.

– Помогите! Помогите!