Когда все возможно

Боль, промелькнувшая в ее глазах, послужила ему неким вознаграждением. Чарли всегда чувствовал, что она действительно его любит. Впрочем, и он ведь ее любил. И в его душе вдруг возникла некая освежающая ясность, которая, казалось, проникла в комнату, принеся с собой неожиданное и всеобъемлющее облегчение, ощущение наведенного порядка… в вещах и делах. А теперь ступайте домой и приведите свои дела и вещи в порядок — так мог бы сказать врач. Нет, не вещи. Именно дела. Ступайте домой и приведите свои дела в порядок. Это мысленное уточнение невольно поразило Чарли своей смехотворностью. Он, пожалуй, даже обрадовался — пусть и совсем чуть-чуть — что столь многим людям, которые жили задолго до того, как он появился на свет, эта истина была уже известна, мало того, они вовсю ею пользовались, говоря, например: ступайте домой и приведите свои дела в порядок.

У него в кармане опять завибрировал мобильник. Чарли вынул его и посмотрел, кто звонит. «Мэрилин» было написано синим через весь экран.

— Хочешь, чтобы я вышла? — Вопрос прозвучал интимно, ведь в прошлом она задавала его множество раз. Впрочем, тон у нее был самый обычный, дружелюбный.

Он кивнул.

Она накинула пальто, а Чарли протянул ей ключ от комнаты и сказал:

— У них там есть маленькое лобби…

Но она сказала, что ей будет удобней в машине, она спокойно посидит, послушает радио, и вообще никаких проблем, правда. Трейси всегда в таких случаях вела себя замечательно. Впрочем, ее работа в том и заключалась, чтобы вести себя замечательно в любых подобных случаях. Но даже после того, как она решилась открыть ему свое настоящее имя — она, помнится, сидела тогда, полностью одетая, на стуле возле письменного стола и вдруг сказала: «Я хочу назвать тебе свое настоящее имя», а потом в качестве доказательства вытащила водительское удостоверение, — она в любой, даже самой щекотливой ситуации продолжала вести себя замечательно. А после того как она показала ему свое водительское удостоверение, еще и настояла на том, чтобы он больше никогда не предлагал ей деньги. Возможно, все последнее время она обдумывала свое решение и пришла к выводу, что он все же ей должен. Может, и так. Дверь за ней тихо закрылась, и Чарли с трудом подавил желание подойти к окну и, раздвинув пластинки жалюзи, подглядеть, как она будет садиться в машину.

Его так и не оставила странная надежда, а точнее, приятное понимание того, что данная ситуация вскоре разрешится, что их отношения близки к завершению и уже в основном завершились. И, судя по ощущению, расставание вполне можно будет пережить, чего он раньше почему-то совсем не понимал.

Он поднес телефон к уху, и жена со слезами в голосе закричала:

— Чарли? Ой, прости, что я тебя потревожила, мне так стыдно, что я тебе надоедаю, правда, стыдно. Ты там, наверное, хорошо проводишь время, нет, я понимаю, что ты не развлекаешься, но это твое законное время, а я…

— Что случилось? — прервал он этот поток бессмысленных слов, не испытывая ни малейшей тревоги.

— Ох, Чарли, она опять так гнусно вела себя по отношению ко мне! Понимаешь, я к ним заглянула буквально на минутку — просто посмотреть, готовы ли платья девочек ко Дню благодарения, — а эта Дженет мне и говорит: «Мэрилин, я вас прошу, нет, я вам заявляю, причем совершенно открыто, что вы слишком часто сюда приходите. Это все-таки мой дом, а Стиви — мой муж, и нам необходимо личное пространство». Вот что она мне сказала, Чарли, представляешь? А Стиви, который, наверное, даже слышал это, если, конечно, был дома… только он ведь совершенно бесхребетный, наш дорогой сынок…

Чарли перестал слушать. Он хоть и помалкивал, но был полностью на стороне своих детей, а в данном случае — на стороне своей невестки. Выжидая, он присел на кровать, и жена в телефоне спросила:

— Чарли, ты где?

— Я здесь. — И он невольно посмотрел на себя в зеркало. Он давно перестал воспринимать свое отражение в зеркале как что-то знакомое.

Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы успокоить жену. Во всяком случае, этого было достаточно, чтобы он мог повесить трубку. Она еще раз извинилась, что потревожила его, поблагодарила и заверила, что теперь чувствует себя гораздо лучше.

— Ну, вот и хорошо, Мэрилин, — сказал он и отключился.