Но понимая, что он, Чарли, несколько лет назад так сильно испачкал себя, понимая, что и теперь он тот же Чарли, а не кто-то другой, он так и не смог сказать сыну: «Мальчик, ты стал достойным и сильным мужчиной, но ко мне это не имеет никакого отношения, из-за меня твое детство отнюдь не было усыпано розами, но ты с достоинством преодолел все эти непростые испытания, и теперь я горжусь тобой; мало того — ты меня просто удивляешь». Впрочем, выразить в словах и произнести вслух Чарли не смог бы даже сильно разбавленную версию тех чувств, которые в данный момент его обуревали. Он, наверное, не смог бы даже по плечу сына хлопнуть, здороваясь с ним или прощаясь.
Чарли настежь распахнул дверь номера и стоял на пороге, глядя в сторону парковки, чтобы Трейси поняла, что ей уже можно возвращаться. Когда она шла от своей машины к мотелю, он понял, что ей кажется, будто он за ней наблюдает — вот только он вовсе и не наблюдал за ней: вниманием его полностью завладели запахи осени, и этот воздух, вдруг ставший таким сырым и холодным, и аромат напоенной влагой почвы — все это пробудило в нем странное всепоглощающее чувство, очень близкое к возбуждению. Осторожней, подумал он. Осторожней. И чуть отступил, пропуская Трейси в номер.
На этот раз она не стала снимать пальто и не села на кровать, а устроилась на стуле возле письменного стола. И по ее лицу он догадался, что все это время она готовилась к предстоящему разговору.
— Прошу тебя, Чарли, поверь мне. Пожалуйста, просто поверь. Мне действительно
— Я это уже понял.
— Тогда… ну, пожалуйста!
Возможно, в глубине души он даже испытывал извращенное желание услышать, как она скажет, что он попросту ей должен. Но потом — впервые за все время их знакомства — увидел, что в глазах у нее стоят слезы, и спохватился.
— Ох, Трейси, расскажи-ка мне все. Ну же, детка! В чем дело?
— В моем сыне.
И Чарли постепенно — хотя на самом деле это произошло и очень медленно, и очень быстро, во всяком случае, так ему показалось — начал понимать, в чем дело. Ее сын угодил в беду из-за наркотиков. Задолжал какому-то типу десять тысяч долларов. Понимание этого проникло в комнату, точно огромная темная птица с невероятно широким, пугающим размахом крыльев. Тогда он спросил Трейси напрямик, и она молча кивнула.
Теперь слезы ручьем текли у нее по щекам, все текли, текли, и она даже не пыталась их вытирать. И он был словно зачарован этим зрелищем — никогда прежде ему не доводилось видеть, чтобы она плакала. Чарли видел, как крупные капли размокшей туши падают ей на одежду, на бирюзовую нейлоновую блузку, на черную юбку, даже на туфли. Его жена никогда косметикой не пользовалась.
— Ну, хватит, Трейси, детка! Хватит, милая. — Он приобнял ее одной рукой, и ему показалось, что ей хочется прижаться к нему, и она бы, возможно, прижалась, но он вовремя сказал: — Смотри, Трейси, как бы тебе не оказаться в опасности.
Похоже, ее сильно задели эти слова, и она, тряхнув головой и стиснув в кулаки украшенные кольцами пальцы, заорала:
— Да что ты понимаешь? Ни хрена ведь не знаешь и не понимаешь, твою мать, а еще с глубокомысленным видом дерьмовые советы даешь! Извини, конечно, но ты ведь, черт подери, вообще ни хрена обо мне не знаешь!
И оказалось, что этим взрывом гнева и отчаяния она ему даже помогла.
— Я просто не могу так поступить, — сказал он, и ему это было совсем нетрудно. — Я не могу снять с банковского счета десять тысяч долларов — да еще и Мэрилин об этом в известность не поставить. И в любом случае не собираюсь этого делать.
И тут зеленые глаза Трейси стали похожи на темные ноздри дракона, в глубине которых пылает пламя, — именно этот образ пришел Чарли в голову, когда он увидел, как изменилось ее лицо, а глаза расширились, словно ноздри разъяренной лошади, поднявшейся на дыбы и удерживаемой лишь туго натянутыми поводьями.
— Мой сын
Чарли очень медленно опустился на краешек кровати лицом к ней, помолчал немного, потом наконец очень спокойно сказал:
— Пойми, я ведь понятия не имел, что у тебя сын есть.
— Ну,
— А почему ты мне не говорила? — Это был совершенно искренний вопрос, потому что Чарли и впрямь был озадачен.
— Ну, наверное… — Трейси задумалась, приложив к подбородку палец, украшенный кольцом, и явно изображая несколько преувеличенную работу мысли. — Наверное, потому что, если б я объяснила тебе всю эту ситуацию, ты стал бы
— Трейси, у многих людей дети попадают в беду. — Его раздражал сарказм Трейси. У него было такое ощущение, словно ему ножом сдирают с руки кожу. — С какой стати я из-за этого стал бы
— Ха! Вот именно! Разве ты мог бы хуже относиться ко мне, когда хуже и так…
— Прекрати.
А Трейси тихо сказала: